Сибирские огни, 1977, №10

одни любезности, настойчиво угощал нас вином, марокканскими - фини­ ками, табаком отменных достоинств. Прощаясь, он мило заметил, что присылка во Францию наших воинских контингентов — явление высо­ кое и д аж е священное, так как нет другого, более справедливого экви ­ валента, чтобы возместить Франции те миллионы, которые ежечасно текут к нам золотой рекой в виде снарядов и пушек. Президент таким образом признал (и-признался, я бы добавил), что жизнь россиян, их азиатские души это и есть та, единственно справедливая, плата, которую он может принять. Это потрясло меня. Став живой монетой в расчетах коронованного монарха с некоронованным, я уже боялся умереть в бою. Теперь я был уверен, что смерть моя Франции не нужна, что она оди­ наково оскорбительна и для меня, и для того ликующего марсельца, ко­ торый т ак широко открыл мне свою страну, свой дом, свои объятья. Я заболел и слег. Врачи признали горячку». — Дорогой Г л е б !—.заговорил Лохвицкий растроганно и торжест­ венно.— Поклониться родной земле вы, конечно, не забудете... А что бы хотели иметь в качестве сувенира? — Русскую баню, которую нам построили тут французы. — Все ясно! З а б а вн а я штука, подпоручик: я вдруг понял, почему вы т ак настойчиво запросились в Россию. — Почему же? — Вы едете делать революцию. Трудовики, большевики, анархисты... Я не отношу вас ни к одной разновидности неприятелей монархии. Но вы едете туда же, куда и многие из них. И в этой же связи. — Ошибаетесь, генерал. — Тогда извините. И, если нетрудно, пошлите мне щепотку земли с Дворцовой площади. В тот самый час.— Глаза за пенсне блеснули издевкой.— Подымите ее в тот самый час. Я уверен, когда штукатурка посыплется, вы будете там, хотя, возможно, и не в роли участника. «Ты едешь делать революцию»,— говорил Мышецкий себе, откры­ вая дверцу автомобиля. Он был возбужден тем веселым хмелем, кото­ рый приносит человеку ощущение полета. — Надеюсь, ефрейтор, вы знаете, куда я еду? — спросил он шофе­ ра и, чиркнув спичкой, з адерж ал огонек над трубкой. — , Само собой, ваше благородие! — Вйт и отлично! Трудно заблудиться, когда все знают, куда тебе ехать. Москва. Ресторан Офицерского собрания. З а окнами в рождественской тишине падает снег: живое струящее­ ся кружево. У задней стены салона — некрашеная трибуна с воздетым к лепному потолку трехцветным флагом. Голос: — Господа офицеры! Благоволите с подобающим вниманием вы­ слушать приказ государя императора по армии и флоту. — Господа'офицеры! И после паузы: — Среди глубокого мира, более двух лет назад, Германия, втайне издавна подготовлявшаяся к порабощению всех народов Европы, вне­ запно напала на Россию и ее верную союзницу Францию1... Как и другие, Мышецкий стоит у своего столика. Читающий при­ к а з—в молочно-голубой борчатке, в башлыке за плечами, рука на пере- 1 Воспроизводится приказ Николая II, помеченный 12 декабря 1916 года.