Сибирские огни, 1977, №10

«Оленька! Мой милый, мой добрый Олень!» К афа прижала письмо к лицу и рассмейлась. В письмах люди отправляют друг другу чувства, новости, цены на хлеб и мясо, признания и отвержения, бессонницу, яд, радости. И еще — запахи. От письма пахло лесной фиалкой: любимый, и сейчас такой русский, аромат сестры. Где ж, однако, слова о Григе? Только и всего? Одна коротенькая строка, витающая в юности, которая пропала, проскакала? Чем же она всполошила контрразведку? Прошлым? Прошлым человека, который сам стал'частицей его? Он жив, постучал в душу тихий молоточек и остановился, не зная, сту­ чать ли дальше или замереть. Он жив, повторил молоточек. Она подняла глаза и увидела круглый голый подбородок Лоха. И, как тогда, в тю­ ремной карете, подумала: он выскоблен ножиком. Потом нож увиделся ее воображению, а глазам — лицо Лоха, напряженное, со шнурочками усов, задушевное и злое одновременно. И тогда молоточек постучал громче и дольше: жив, жив, жив... Жив, жив, захлопали за окном белые крылья, замелькали вокруг тени, серая, золотая, белая. Не стало черных шнурочков, подбородка. Нет и самого Лоха. Есть только его ризный генеральский .пояс. Пояс расплылся, разросся, это уже бранный и тканый штандарт, светлая хоругвь, занавес какой-то феерии. Нет! Просто фон дивной карусели, фон серого, золотого, белого. Праздник! Вы счастливы? — спросил Лох.— Да , да, вижу. Счастлив с вами и я. Понимаете — сознание, что я не в стороне. Я — причина вашего счастья. Жив, жив! Серое, золотое, белое! — Потом учтите,— продолжал Лох,— настойчивость, с которой я домогался для вас письма, для большевички из этих стен, делает меня в глазах начальников личностью смутной и подозрительной. Я жду от­ вета добром. Вернуться с пустыми руками я не могу. — Канительная у вас работенка, Веремей Федорыч,— посочувство­ вала Кафа .— Так на кого же я должна наклепать, спасая вашу гор­ дую душу? Лох глянул исподлобья. — Начальство мое хотело бы знать, в добром ли здравии госпо­ дин Григ. — А кто он — этого начальство не хотело бы знать? Да? В таком случае, пожалуйста. Господин Григ приходится мне внучатым племянни­ ком. Дальний племяш, т ак сказать. Взор Лоха выразил парение мысли и зацепился за решетку. — Значит, ему еще предстоит родиться? А вот для вашей сестры он родился лет двадцать назад. — Я уже сказала : все уточнения — в Праге. Движением манипулятора Лох мгновенно раскрыл какую-то кни­ жицу с набитым на обложке шестиконечным золотым крестиком, выхва­ тив ее прямо из воздуха. — Это Григ? — спросил он. В книжице меж листов старой церковно-славянской печати лежал снимок Григория. — Вы сказали — да,—-учтиво и благодарно поклонился Лох в сле­ дующее мгновенье.— Спасибо. Спасибо за честное свидетельство. — Ну, ну, цыц! — прикрикнула Кафа .— Лицо и снимок я никогда не видела. Повторяю, лицо и снимок я никогда... — Благодарствую. Вы с к а з а л и — да. — Бедняжка! Его одолевают кошмары. — Благодарствую! Милейшая, несравненная. Благодарствую!