Сибирские огни, 1977, №10

Говоря эти слова, Лох ничего не доставал и д аже не двигался, буд­ то говорил о неблизком будущем, а письмо должен был вручить кто-то другой. Кафа понимала теперь, какую паутину плетет этот полукитаец, полурусский, угадывала, что таилось за объявленной им миссией друга^ Он стоял боком к ней, напоминая ту сонную круглую рыбу, которая жирует в нечистой воде у мясных боен. З а д а у подхорунжего не было, зато были шикарные сапоги на дамском подборе, крепкие ляжки, упоен, но сиявший на солнце парадный пояс генерала и лампас в полштанины. Лицо, почти красивое, портили усики и заискивающая улыбка. — Поймите,— убеждал он,— письмо — ваше и будет ваше. Но вот штука: я получил его под условием. Выпросил, вымолил у капризного и жестокого начальника. Жестокого! — Оглядка на выход и шепот еди­ номышленника.— При этом я обязался, я не мог не обязаться получить у вас разъяснения о людях и событиях, на которые нашла возможность указать ваша сестрица. — Непростительная промашка для умного человека.— Из плав я ­ щегося солнца — насмешливая гримаска. — Не думаю, чтобы это был отказ,— сказал Лох. Линеечки его пробивались через золотое и пыльное: надо было уви­ деть ее лицо. — Письмо писала не я. — Значит, от ворот поворот? — Разъяснение. Письмо писала моя сестра. Таким образом, все уточнения и дополнения там. В Праге. — А тут? — А тут посмотрим. Дайте сначала письмо! — Кто такой Юзеф? — Некий чех из Чехословакии. — А Григ? — Григ? Она что-нибудь пишет о Григе? Д а не морочьте мне голо­ ву! Письмо! Совсем другим голосом. Кафа говорит совсем другим голосом, так как Григ — это Григорий, и он мертв. Страшную страницу открывает Лох. Самую страшную в ее жизни. В ту ночь их обложили с улицы и проулка. Ночь стылая, буран­ ная, космы ее заброшены на луну, снег сух и свистящ. С ними через двор — свадьба призраков в белом и черном, одни катышком, собаками, другие, длинные, во все небо, безголовыми монахами, с подолами, об- - кромсанными и звенящими. Стучит ставень, улюлюкает гоньба, верещит в свисток черная быстрая тень. Мелькание звуков и красок. И все это прошивают огоньки, выстрелы с чердачного шелома, прицельные, редкие, секунде и патрону. Но мимо, мимо. И вдруг мерзлая бельевая веревка — под самое горло бегущему Григорию. Ледяной нож. Григорий крутнулся, пытаясь устоять, з ам а ­ хал руками и рухнул... — Кто такой Григ? Где тебе понять, продажная шкура, кем был для меня Григ. — Письмо! Я требую письмо! — Боюсь, не забыл ли в управлении. Клал, вроде, вот сюда. Черт! Где ж тогда? Провальная память: беру предмет и тут же забываю, з а ­ чем беру.— Короткое молчанье, кряхтенье над карманами,— Простите, но прежде... — Прежде письмо! — Представьте... — Представила все. Не ломайте комедию'и поживее! ...Наконец-то! Д а , это рука ее сестренки.