Сибирские огни, 1977, №9
— Я еще долго буду. Приходи. В горнице пасечник, стоя на одном колене, за волосы удерживал на другом запрокинутую голову Гаранина, в полураскрытый рот лил из кув шина молоко, и одна щека у Гаранина вяло подергивалась, он то захле бывался, а то глотал судорожно, и в горле у него хрипело и булькало, молоко поднималось, выкатывалось на лицо, бежало по шее, рубаха у него на груди была мокрая и слиплась. Котельников цапнул пасечника за плечо: — Отпаиваешь? За что ты ребят?.. За что, сука? Пустой кувшин с глухим стуком покатился по полу, Гаранин, сник нув, повалился на матрац. Пасечник выворачивался, становясь на колени: — Перепутал я, Игоречек!.. Видит господь, перепутал! Чем хочешь... — А ну,встань! Он потянул за воротник дешевого пиджачка, и пасечник, ша таясь, привстал. Котельников нагнулся к столу, схватил с пола четверть с медовухой, плюхнул в пустой стакан: — А ну-ка, бери! Пасечник, проваливаясь в пиджак, повисая у него на руке, опять бухнулся на колени, его повело, но он выпрямился, задрал вверх враз налившиеся слезами, странные свои, с опущенными на середине нижни ми веками, глаза. — Игоречек! Нельзя, не выдержу! У меня сердце... Даром, что с пчелами, а здоровьем, и правда, господь обидел. Грех на душу возь мешь — помру я! — А ребята? — Молодые, им ничего!.. Проспятся. И право, перепутал. Близко держал... ты в шкуре моей, Игоречек, тогда скажешь! Правду говорят: это покой пьет воду, а беспокой — мед! С год назад пришли нахалюги с патлами... У кого ружье, у кого гитара. Собаку застрелили. Все выпили. А я под стволами простоял... А Котельников и так уже зачем-то смотрел на свою кисть, куда по ложил недавно свою сухонькую ладошку старик Пурыскин — Встань! — Я тут, Игоречек, тут!.. Тебе нельзя волноваться, мне сказали... — Да это уж не твоя забота! Держась за край стола, пасечник дернул шеей и скосил глаза. Ко тельников отвернулся. О край стакана позвякивало горлышко, торопливо булькала водка. Хрустнул жадный глоток. Он еще ниже склонил голову. Пасечник осторожно обошел его, вытянул мокрые, близко обросшие русыми волосенками бледные губы. — Еще на коленки кинусь! Просить буду, Игоречек, как ангела! Не говори им. Видишь, я плачу... а ты чего? Игоречек?! ■— Уй-ди! I Руку с вытянутым пальцем он кинул к двери, и пасечник, начавший было опускаться, как на пружине подался вверх, выпрямляясь, боком шагнул к порогу. Котельников долго сидел на диване, и глупая, какая-то горькая и нелепая фраза неотвязно вертелась у него в мозгу. «Нет счастья трез вому человеку,—■думал он, глядя в пол широко открытыми глазами и замечая только расплывающийся свой кончик носа да кружочек взъе рошенных усов,— Нет счастья. Трезвому человеку. Нет!» Потом он встал, подошел к ребятам, вповалку лежавшим на полу, постоял около них, разглядывая: из-под кого-то вытащил неловко под-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2