Сибирские огни, 1977, №9

— А трест тебе за вредность доплачивает? — поинтересовался Уздеев. • — Вообще с ним такого не было! — обиделся Алешка. — Оно и видно. — Да что ж это такое? — привстал Василь Егорыч.—Не поели, как следует, не выпили... Еще и зайчика из. духовки не попробовали... или у вас весь день и маковой росинки — во рту? Дак маслица бы... давай, да­ вай на диван! — На полу любит. Уздеев улыбнулся и стал побыстрей дожевывать.—торопился с шуткой: — С дивана он упадет. Котельников щ>мог пасечнику раскатать на полу матрацы, накрыл их простынями. Гаранин упал, не раздеваясь, и повалившийся вслед за ним Алешка сперва приподнялся было, а потом мотнул кудлатой головой и лег рядом. Прикрывая ладошкой рот, Уздеев зевнул: — У него была... Растихин тоже зевал: — К-кто? — Д-да что это такое? — словно чему-то в себе удивился Уздеев, опять зевая.— Имею в виду — таблетка. Через минуту Толя Растихин встал и, заплетаясь ногами, медленно вышел на середину горницы, остановился, покачиваясь, и Котельников шагнул к нему, успел подхватить. Уздеев пытался пошире раскрыть соловеющие глаза: — А-андреич?.. Теряем к-кадры? А было время! — Люди добрые! — стонал около Растихина Василь Егорыч.—Ты был с ними, Игоречек, видал. Ели они в тайге?.. А то по стакану водки да медовуха. Она ить крецкая! Витюня, дружок! Славик! И эти уже сум­ ные сидят, ты глянь! Один только Витя Погорелов, уронив тяжелую голову на грудь, еще сидел на стуле, обеими своими громадными пятернями цеплялся за край стола, и лицо у него было такое, что сразу делалось ясно: трогать его пока не следует. Расстроенный пасечник ходил вокруг стола: — Что за наказанье такое, Игоречек?.. Это ж где видано, чтобы так сразу все мужики-то напились. Или еще из города? На старые дрожжи? Поглядывал на середину, где стояла начатая бутылка белой, и Ко­ тельников налил ему полный, почти до краев стакан. — Выпей, Василь Егорыч... Чего ж теперь? Руки у пасечника тряслись, кулак, в котором он держал стакан, стал мокрый от водки. Выпил, наконец, не стал закусывать, а словно кряк­ нул— горько сказал: — Ай-яй-яй!.. Посидели кучечкой! Поговорили! Котельникову стало одиноко, есть расхотелось, и он сидел, глядя, как на глазах у него пьянеет — или показалось ему вдруг, делает вид, что пьянеет,— пасечник. Во дворе он постоял, опять глядя в ночное небо... С севера на темные увалы натягивало жиденькую, словно раздерган­ ная кудель, серую хмарь, но над головою было чисто, и, запрокинувшись, он смотрел вверх и смотрел до тех пор, пока звездная картина перестала казаться ему плоскою, и в этой затягивающей куда-то в бесконечность, сосущей сердце бездонной выси он теперь словно различал глубину каж­ дой звезды .в отдельности — какие поближе были, какие дальше... Может быть, подумал он, потому и мало нам глядеть только перед собою или слегка вверх, может, потому и тянет нас, задирая голову, устремлять