Сибирские огни, 1977, №9

— Эт то-очно! Первый раз дома остались! За работою не знал Гаранин ни сна, ни отдыха, не давал спуску ни себе, ни людям, но воскресенье считал днем священным — тут хоть камни с неба, он ехал на охоту. Гаранин был чуть старше Котельникова, командовать любил и на Авдеевской площадке начинал уже начальником управления. В те годы новенького своего «Москвича» променял на разбитый «газик» и всю не­ делю ходил пешком — лишь бы только Алешка успел подремонтировать машину к воскресенью. Забирались они—один бог знает—в какие глухие места, целого дня беспрерывной езды между пнями на лесных полянах да по крутым логам старенький «газик», как правило, не выдерживал, и в понедельник Алешка снова ложился под машину, а Гаранин опять шел пешком или пристраивался с кем-либо из смежников. Как оно у нас устроено: сначала Крестов до белого каления доводил Гар'анина на своем рапорте. Бывало, тот не выдерживал, хлопал дверью — ему, почти единственному, это почему-то сходило с рук. Потом Гаранин распекал своих — сколько раз видел его Котельников орущим, с побелевшими от гнева глазами... А ведь он был лирик, Саша Гаранин, и на охоту ездил вовсе не потому, чтобы поесть дичины. Он ее, в общем, и не ел никогда, потому что известная строгостью и не очень уравнове­ шенная его жена приносить домой что-либо из охотничьих трофеев за ­ прещала категорически. Все, что они добывали, забирал выросший в тайге и хорошо знавший цену ее дарам шофер Алешка. Сейчас глаза у Гаранина были ярко-голубые, длинное лицо его по­ добрело и расслабленно вытянулось. — Все у тебя на пасеке, Василь Егорыч, хорошо. Место чудное. Од­ ного не хватает— если бы на твоей горке еще церквушка небольшая стояла. . Сидевший с ним рядом пасечник покорно наклонил голову: —- Да-да, маленькая такая... а зачем? — Купола люблю! — Гаранин расстегнул рубаху, положил на грудь руку.— Бродишь, где-нибудь по тайге, бродишь, потом сопочку вы­ вершишь, устанешь, и вдруг он блеснет золотом. Зелень бескрайняя, ува­ лы, тайга, а вдалеке — маковка... И чем-то на тебя таким древним... так за душу возьмет. — Да ведь ободраны кругом,—возразил реалист Уздеев.—Од­ ни ребра. — Я, когда на пенсию выйду, знаете, чем займусь?.. Я маковки буду реставрировать. Потому — красота. Деды понимали, где строить — На пенсию! Где ты тогда — денег? Ты сейчас давай. Толя Растихин поправил очки на тоненьком и прямом носу: — Какая у тебя, Александр Порфирьич, нынче программа? — Четыре миллиона на этот год. — Другой разговор,— подхватил Уздеев.—Представить только, сколько маковок можно покрыть да сколько божьих храмов отремонти­ ровать! Ты, Порфирьич, на досуге подумай. — А что, если, и в самом деле, заняться? — похохатывал Гаранин.— Снять в понедельник все управление с прокатного — и в тайгу... А потом: куда вы, товарищ Гаранин, дели такие средства? Да как — куда? На ку­ пола, на колокольни, на маковки! Надоела мне эта черная металлургия, вот где она у меня — в печенках! Котельников принес из кухни чистую алюминиевую миску, положил в нее большой кусок кровяной колбасы. Улыбнулся Гаранину: , , — Хотел бы я, Саня, присутствовать на том бюро, на котором будут тебя чехвостить. — А что, мальчики? — веселился Гаранин.— Такого в Сталегорске еще не было!