Сибирские огни, 1977, №9

раскрытой дверки, тоже игравшей широким отсветом, стояла простор­ ная, застеленная рядном лавка, а на ней, укрытый старым тулупом, сгорбившись, сидел щупленький дедок. Котельников поздоровался, присел на край лавки: — Не холодно, дедушка? Тот сперва качнулся, пошевелил губами, только потом мягко сказал: -г- Если бы всегда так, жить еще долго можно... Среди запахов пойла, которое обычно варили тут, в зимовейке, да конской сбруи Котельников уже различил резкий, ни на что не похо­ жий душок. — Как же вы, дедушка, не увидали, что бидончик прохудился? — A-а, это Ничего. Попахнет да и перестанет. Я вот думаю, другое плохо... Дедок перестал покачиваться и замер, задумавшись. Его густые, с частой проседью волосы и такого же цвета борода с усами были одина­ ково короткими — ничего он, видно, нарочно не отращивал, а просто равномерно зарос после давнего бритья и давней стрижки. От этого ка­ залось, что и брови у него такие же густые и длинные, крошечных глаз под ними почти не было видно. — Ружье на меня обиделось. Котельников переспросил от неожиданности: — Ружье? — XopoHiee было. Не подводило никогда.*А тут стал промахивать­ ся. Один раз. Другой раз. Почему? А потом понял. Котельников терпеливо ждал, пока он опять перестанет покачи­ ваться. — Старые люди говорили: никогда нельзя собаку из ружья бить. Испортишь. А я уже седой, а все думал: 'мало что болтают! Какая тут может порча? Я его хорошо знаю. И оно меня хорошо знает. Столько лет вместе... Оказывается, старые люди ничего зря не говорят. Он снова надолго замолчал, и Котельников не вытерпел: — Застрелил, дедушка? Собаку? Он слегка повел головой: — Воровать стала. Соседи говорят, я не верю. Чтобы моя собака по стайкам да по кладовкам. Не может быть. У меня честная собака. Чужого никогда... гордая. А сосед: приходи, сам увидишь. Взял ружье. До-олго сидел. Вижу, лезет. Моя собака. Голос у него под конец стал такой тихий и такой горький, что Ко­ тельников, когда старик опустил голову, невольно крякнул: — Вот ведь.., может, ты ее, дедушка, плохо кормил? Тот не поднимал головы, Котельникову видна была только серая, словно старый одуванчик, дедова макушка. Потом тот уже погромче спросил: — Почему плохо? Что сам ел, то и ей. Все пополам. — Лайка была? — Лайка. — И что с ружьем? — А ничего. Все целое, все на месте. А никуда не годится. Попадать перестал. Обиделось. — И как теперь? -7—Мне еще, однако, лет восемь надо охотой жить. А как тут про­ живешь, если до барсука десять саженей, прям вот он, рукой взять мож­ но, а оно— пух! — мимо. — Новое покупать? Старик приподнял с тулупа высохшую ладошку: , — Где я —- такие деньги?