Сибирские огни, 1977, №9
Боком стоявший к Котельникову пасечник перестал размахивать и, держа полотенцу навесу, слегка наклонился, отчего светлая его, акку ратным клинышком бороденка отделилась от серого, в полоску, дешево го пиджачка и тоже повисла. Повел ею, глянул на Котельникова искоса: — А ты, Игоречек, ничего не чуйствуешь? А ну, шмыгни-ка носом, шмыгни! В просторном пасечниковом доме, в который он перешел уже в кон це лета, все еще пахло свежей краской и подсыхающим деревом, но эти запахи еле угадывались за другими — за прочными, за густыми запаха ми теплого, сытого жилья. Котельников перестал принюхиваться и покачал головой: — Зайца ты, Василь Егорыч, готовишь... Тебе в ресторан надо — талант пропадает! Тот затряс головой, будто его душил смех: — Ой, Игоречек!.. Уедешь, как без тебя останусь? То хоть пошутить с кем... — Какие ж тут шутки? Но пасечник уже посерьезнел: — А кроме... ничего? — Вот те крест! — Ну, значит, выгнал дурной дух,— одна за другой оц захлопнул в горнице форточки, полотенца повесил на дверь, а потом подошел к Котельникову сбоку, и тот, знавший уже об этой повадке пасечника го ворить в самое ухо, не стал поворачиваться к нему, а только слегка на клонил голову.—Представляешь? — совсем негромко спросил пасечник, и в тонком его голосе прибавилось доверительности.— Я тут отлучился, захожу потом — что такое? В избе хоть топор вешай. Гляжу, а в угол ке — Пурыскин. Без меня пришел и спит. — Это кто такой? — Не знаешь его? Ну, чтобы побродяга, сказать,— не побродяга, а так — путнего мало. Зряшный старикашка. Без фундаментов. Всю жизнь по тайге. То охотился, то геологов водил, а бумажек никаких не сохранил... Пора на пенсию, а стажа нету — только и кинулся тогда. Заключил с промхозом договор да ходит -теперь по здешним местам, соболюет. Все пенсию себе заработать хочет, думал— так оно ему про сто... Настасья моя его привечает, вот он тут и толкется... Я теперь — нюх-нюх. Ты что это, говорю? А он: а рази слышно? Чего ж не слышно, если дверь, говорю, вонью было не вышибло. А он прошлым летом сус ликов наловил да в земле целый год гноил их, приманку готовил. За со- болишкой теперь собрался, в бидончики этого добра отложил, а бидон чик возьми да потеки... Сперва в мешке все перепачкал,-а из него потом и на телогрейку, и на штаны. А он, старый пень,— хоть бы тебе что. Р а зи, говорит, слышно? Котельников снова принюхался и пожал плечами: да нет, мол,— и в самом деле» — Ну, вот,^ а я чутр с ног не пал, когда вошел,— пожаловался па сечник.— Давай-ка, говорю, Пурыскин, отсюда! Давай. Ко мне, пони маешь, приехцли большие, можно сказать, люди. Один— управляющий треста. Другой — профессор. Академик, можно сказать. Не хватало им, говорю, в компании смердюка... За дверью глухо забубнили, застучали сапогами, затопали, потом она открылась, впустив разом и гвалт, и гогот: — Неясная фамилия, слушай,— Погорелов, нет,'неясная!.. — Надо так прямо и указывать, на чем — Погорелов. — Ну, да: предположим,— Погорелов — на выпивке! — Братцы, а зачем тогда Котельников вперед рвался? Говорил, на стол собирать, а теперь стоит себе... 6. Сибирские огни № 9. , *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2