Сибирские огни, 1977, №9
В тот раз брат стоял уже у самого прилавка, когда молодой парень без ноги, Котельников до сих пор хорошо его помнил,— мордастый, и рыжий,— дернул мальчишку за плечо, чтобы выкинуть из очереди, но брата не так просто было отодрать, цеплялся изо всех сил, и тогда этот приставил к руке, которой брат держался за край прилавка, костыль, и всем телом надавил на него... Брат ударил его в живот головой, они сцепились и оба упали, а маленькцго Котельникова оттеснили, зажали в толпе, он ничего не видел, и это казалось самым страшным. Потом жутко раздался сдавленый крик брата, и в наступившей на мгновенье тишине дряхлый, с длинными, опущенными на концах усами старик — его Котельников тоже отчего-то хорошо запомнил — громко сказал: — Дожила Расея — калеки с сиротами дерутся!.. Матюша все задирал подбородок, все захлебывался, и прерываю щийся его голос заходился от жалости: Стукнут... колёсья вагона! Поезд... помчится стрелой! Где-то на середине реки... холод собачий... берега медленно возвра щаются обратно, и всех, кто воевал, кто погиб, кто в тылу голодал, жал ко... странно, подумал Котельников, странно! Сколько уже все живет и живет это в человеке? Сколько еще будет жить?.. Матюша передал ему тальянку) зашарил рукой где-то сбоку, и Ко тельников подумал, ищет рукоятку мотора, а он, оказывается, карман искал... Достал четвертинку, зубами отодрал край металлической го ловки, и не успел Котельников удивиться ловкости, с какой Матюша это проделал, как он уже снова, оторвавшись от горла, жадно шевелил гу бами, засасывал... — Так ты не пил на берегу? — Почему это я не пил? — А зачем опять пьешь? — А зачем люди пьют? Затем и я. — Ну, хорошо,— усмехнулся Котельников.— А зачем — люди? — Это наши-то? Русские?' Потому что совести много... — Это как же? — А так. В других нациях, если что не так сделал, тут же и забыл. Как будто ничего не было. А мы помним... все помним! — Послушать тебя, так медали надо вешать, что пьют. Чем больше пьют, тем больше, выходит, совести. — Не-ет, Андреич! Не так. Слышь? Значит, есть что помнить. Та кого много! Раньше, когда был помоложе, Котельников любил эти разговоры, считал, что временами вот так, ни с того вроде бы ни с сего, услышишь в них ту самую сермяжную правду... Но теперь-то его не так легко было провести, всему этому звону от битья в грудь уже узнал истинную цену... — А ты мне вот что скажи: ты вообще-то собираешься в город? На первом после Осинового плеса перекате надо было прижиматься поближе к пологому берегу, идти по спокойной воде, но Матюша взял вправо, их закачало почти на стрежне, раз за разом сильно положило на борт, и только когда он до конца поддал газу, лодка сильно зашле пала днищем и вырвалась, наконец, из быстрины... Обоих обдало водой, сидели притихшие. В душе у Котельникова кипело: что ж он, Матюша,— первый раз тут, что ли? Мало на этом перекате переворачивалось? Прошли еще немного молча, и Матюша начал сперва позевывать, потом откровенно заклевал носом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2