Сибирские огни, 1977, №9
тено, изредка шлепали в таз тугие капли из рукомойника, ровно тикали ходики, помаргивала иногда лампа, из-под полушубка, накинутого на низкую и широкую дежку, кисловато пахло опарою, сытно несло из кухни бродившей медовушкой, пареною калиной, вяленой рыбою, и теп лый душок подсыхающей на печке обувки словно дополнял вое эти мир ные запахи уютного осенним вечером тихого жилья. " Котельников давно уже закрыл тетрадку и отложил ручку, прихле бывал настоенный на лесной мяте бабушкин чай, легонько пошевеливал под столом ногою, о которую терлась и терлась кошка,— и кто только не перебывал в избе, пока они так сидели втроем: и лесорубы, и кержа ки, и'геологи, и солдаты с прошлой войны, и городское, приезжавшее на рыбалку, начальство, и бежавшие из заключения, и старые купцы, уто пившие на здешних порогах набитый золотом карбас, и вербованные, и знаменитые на всю округу браконьеры... Каждый был со своим харак тером,. со своею загадкой, с правдою своею или своею неправдой, с ра достью, с кручиной, с добром —- Котельникову отчего-то любопытно бы ло обо всех слушать, будто всякий из них, знакомый и незнакомый, жи вой или давно умерший, был участником какой-то общей и для них для всех, и для самого Котельникова истории, тайну и значение которой еще предстояло ему открыть... Отхлебывая пахучий, еще исходивший парком чай, он все кивал, поглядывал на деда с бабушкой, улыбаясь отзывчиво или тоже хму рясь. Только недавно затихло в доме у стариков, у которых все лето жи ли внуки, да, сменяя друг друга, отдыхали то сыновья с невестками, а то дочки с зятьями. Тогда не успевал дед командовать на покосе да на той делянке, где рубили дрова, а бабушка не успевала стряпать, но вот опять все разъехались, увезли детишек, и только перед ледоставом, по самой малой воде пробьются сюда на «зилке», чтобы забрать для всей обширной родни приготовленные в зиму запасы — и подмороженное мя со в мешках, и фляги с медом, и кадки с груздями, и ^коровье масло в эмалированных ведрах... А потом снега надолго отрежут Монашку от остального мира, и тогда дед каждый день будет ходить туда и обратно — через реку, че рез согру, через тайгу,— каждый день будет торить тропинку до зимни ка, чтобы по ней можно было добраться к избеги бабушка каждую ночь будет оставлять на подоконнике лампу с прикрученным фитилем— а вдруг кто-либо из детей припоздал в дороге? Вдруг увидит слабый ого нек какой-нибудь застигнутый непогодой отчаянный пешеход или за плутавший охотник? В стужу здесь и незнакомому рады, точно родному. Котельников понимай — и дед, и бабушка, наверное, уже успели почувствовать приближение одиночества, и оттого им хочется словно наговориться впрок — на всю метельную зиму. А почему так уютно сидеть со стариками ему самому? Отчего ему хочется, чтобы неспешный разговор в избе длился и длился? До этого десять лет он знал стройку и только стройку, в ней, на стырно вырастающей посреди разверстых котлованов, грохочущей ме таллом, пронизанной машинным лязгом и грубыми человеческими ок риками, в ней, пропахшей выхлопами дизелей, долгие ночи напролет озаряемой вспышками электросварки, он видел главное содержание жизни, ради нее он торопил время, и, казалось ему раньше, иногда об гонял его, и после ни разу на отлетевший день не оглядывался — по пробуй кто-либо скажи ему всего лишь полгода назад, что самая малая капля из того, что давно ушло,— это всего лишь часть в с ё г д ! с у щ е го . Только сейчас он стал понимать, что и в ясные часы тихих вечер них закатов, и под шум бескрайнего ветра в полдень, и хмурыми без
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2