Сибирские огни, 1977, №9

ной. Он снова лег на живот, захватывая и подгребая под себя пухово­ легкий снег, и снова, ощущая в себе приближение чего-то, похожего на легкий озноб, перекатился на спину и замер на миг, глядя, как падает звезда... «Приникаю,— подумал,— к земле... Знать бы: неужели только за­ тем, чтобы набраться сил, застраивать ее дальше?..» Котельников еще усаживался на полке, когда Филиппович поддал парку, плотная волна хлебного тепла снова накатила, окутала, особен­ но приятная после холода, после острого морозца Тело опять было лег­ ким и послушным, все словно только начиналось, но ко всем уже зна­ комым Котельникову ощущениям теперь нрибавилось еще одно: жадное ожидание блаженства... Крылья носа снизу опять горячо пощипывало, но он не раскрывал рта, все не мог оторваться от запахов,— хотелось и поточней определить их, и запомнить, и надышаться впрок. Глядя на Филипповича, севшего рядом, Котельников только покачал головой, и тот, видно, понял по гла­ зам, потому что, улыбаясь широким лицом, припомнил: — Младший сынишка, когда маленький... Читаешь ему сказку, а он: что такое — русским духом запахло? Что это такое — русский дух? А как же, говорю. А разве не знаешь? А банька березовая — это тебе и есть! Котельников, тоже улыбаясь, покивал понимающе, а Филиппович наклонился поближе: — Я давно хотел... Колокольчики старинные. Зачем ты их? . — Как бы тебе,— начавши, Котельников чуток помолчал.— На « Авдеевской когда-нибудь был? — Да как-то ездил, дочке пальто хотели... — Ну, тогда представляешь. Все новое. Будь они неладны — эти коробки. Возраст всему, что кругом — десять лет. Чему-то чуть поболь­ ше, чему поменьше, но так, в среднем... И поселок, и сам завод. Все это на голом пятачке, все на твоих глазах выросло. Другой раз покажется, что до этого вокруг ничего и не было... Ни старой крепости в Сталегор- ске, что казаки еще при Екатерине... Он опять замолчал. Филиппович попробовал подсказать: — Вроде того — корень ищешь? — Пожалуй, так! — То верно. С корнем, оно всегда и спокойней на земле, и крепше... Тот стал было надевать влажные холщовые рукавицы, потом стя­ нул, чтобы пока не просыхали, положил около ног. — Я, когда сюда переехал. С чего, начинать? Крестьянин из меня, считай, никакой. Десятилетним к дядьке в город поехал учиться, это и все мое крестьянство. Что помню? Да вроде ничего ровным счетом. Спер­ ва один сосед что-то подсказал, другой, третий, гляжу, Таисия моя, да­ ром что городская, стала соображать, дальше — больше, а потом — и сам. Откуда что взялось!.. Казалось бы, навек забыл, а оно— краем, краем... и выплывает. И с этой банькой вот. И построил сам. И порядки потом — свои. Это дед мой, бывало, соломки настелет, а потом упадет на нее в предбаннике, чуть-чуть отлежится, а тут ему бабушка — чаю. Ну, чайников тогда не было — в чугунке. И кусочек рафинаду. Малень­ кий такой. А чай был вкусный, Андреич!.. Помню, из какой-то травы. Даже не запасали ее, а так — пойдет, из сена надергает... а что за тра­ ва? Мучился я, мучился. Вот надо вроде узнать — прицепилось. Вроде как зуб болит — нет покою. А потом однажды проснулся, у Таисьи спра­ шиваю — это что за такая трава-святоянка? Она не знает. Я на дальнем участке был, зашел к одному старичку древнему... Батя, говорю. А вот святоянское зелье — это какая-такая трава? Повел он меня на лужок, вместе пучок насобирали. Потом-то я узнал: зверобой это! Никогда не