Сибирские огни, 1977, №9

Веники уже распластались в двух широких тазах на оскобленной до­ бела скамейке, над ними послушно вис тонкий парок... Из потемневшего, чуть подкрашенного зеленью кипятка Филиппович вытащил один, поло­ жил на полок рядом с Котельниковым, и тот не удержался, взял. Веник ярко отсвечивал щедрым весенним цветом, каждый его острый листок был упруг и словно еще продолжал жить на разбухшей от тугого сока земли светло-коричневой веточке — всякая из них, казалось, только что была сломлена, и мокрая лишь оттого, что не просохла после шального дождя. Котельников сунулся лицом, ловя кутающий веник еле заметный парок, и ему захотелось закрыть глаза, он закрыл, нетуго зажмурился, снова окунаясь носом, щеками, лбом в жаркую, мягко липнувшую листву, и ноздри его опять обжег горячий дух летним зноем распаренных трав, что-то такое пронеслось, ярко осветившись на миг: буйная от разно­ цветья, от шевеленья солнечных пятен поляна под раскидистою белой березкой... густой шмелиный гуд... теплый ветер. Филиппович, выливший в таз кваску, теперь помешивал ковшиком, чуть исподлобья глядел на Котельникова с дружеским, внимательным любопытством: — Ну, как?.. Не отвечая, тот опять зарылся лицом в разомлевшее нутро веника. — Принимай, Андреич, парок! Отступив от печки на шаг, Филиппович коротко махнул ковшиком, и каменка отозвалась глухим пыхом, сухая и жаркая волна толкнулась в стенку напротив, по кругу пошла под деревянным потолком, разом на­ катила, и Котельников сперва чуть пригнулся, но тут же ему, уже пой­ мавшему жадными ноздрями густой ржаной запах, захотелось выпря­ миться, и он осторожно поднял голову, ощущая, как тонко палит внизу крылья носа и самый его кончик, вытянул шею, открывая рот и сглаты­ вая этот обжигающий, похожий на полыхнувший из духовки с прокален­ ными сухарями воздух... Подбросив еще ковшик, Филиппович присел рядом: — Гуси твои, Андреевич, из головы не выходят... Задохнувшийся Котельников уже хотел было скользнуть вниз, но эта мирная интонация, с которою заговорил хозяин, невольно остановила его, он только пошире расставил ступни и угнул голову, попытался иско- , са глянуть снизу. \ — Больно поздно для дикарей... Может, все же — домашние? Выпрямляясь, он прикрыл на груди ладонью огнем горевший сосок: — Филиппович?! Тот сидел еще совершенно сухой, только мелкая испарина проступа­ ла на выпуклом лбу у края фетровой шапочки: — Ну-ну... Значит, что-то важное их... Крайность какая... Так они на Никиту-гусепролета, это больше месяца назад, в сентябре. Что их такое могло? — И разве бы домашние взлетели, если сделать губами?.. — Как бы не накрыли где холода. — Но я, Филиппович, напереживался! Сердце до сих пор не отошло. — Попаришься вот, все как рукой... как тебе парок? Чуть растопырив локти, Котельников положил руки на колени, так что ослабшие кисти остались висеть между расставленными ногами, уро­ нил голову и только шевельнул ею слегка. — Ты, если что, не стесняйся вниз, не обязательно наверху, а сюда потом, когда буду парить... Котельникову нечём стало дышать, был миг, когда ему показалось, не выдержит жара, провалится в обморок, упадет с полка, но, странйое дело, за этой добровольно принимаемой мукой он словно угадывал впе-