Сибирские огни, 1977, №8

сенье, поди, к вечеру Марь Гордеевна приедет, в общежитие меня устро­ ит,. К Степанчиковой пойду, она Машеньку в ясли определит. Она всех устраивает. Егор не сразу заговорил: — Стась, а ведь Степанчикова померла. Еще зимой...— И уж чтоб сразу все разъяснить: — Общежитие еще не построили. Наврали тебе. Разве что к осени. Она так побледнела, что бледность проступила через смуглоту щек. Ему больно было смотреть на несчастное, потерянное лицо. Стася сидела у двери, уронив тонкие руки на колени. Вся она — какая-то пришиблен­ ная, в своем старом, застиранном платье. Егору было жаль ее, но ника­ ких других чувств она не вызывала, и он снова удивился: неужели о ней мечтал по ночам? — Как же это Евдокия Акимовна? Хворала, что ли? -— Ладно. Потом расскажу. О ней лучше подумай,— он кивнул на спящую девочку.— Ванночки у нас нет. Есть эмалированный таз. Может, подойдет? Нечего тебе ходить на вокзал. Жаль, матери нет, она помогла бы тебе с квартирой и ребенка бы помогла выкупать. Мать и братишек я сегодня проводил на все лето в деревню. Уезжать тебе не обязательно. Мария Гордеевна устроит пока твою дочку в круглосуточные ясли, ра ­ ботать пойдешь на фабрику. Ну, чего реветь?! Глупо реветь. В холодиль­ нике еда и молоко. Манка в кухне, в банке. Спать ложись здесь, вот те­ бе чистое постельное белье. А я пройдусь в гастроном за папиросами, пока не закрыли. Он вышел на улицу и закурил (папиросы у него были), ему надо, было прийти в себя. А если бы без ребенка приехала — принял бы он ее? Нет, все перегорело. Но почему он так распсиховался? Очень уж неожи­ данно. Вот именно. Только глаза у нее от прежней Стаськи остались. А сильная! Ходил он неподалеку от дома около часу. Уже стали гаснуть огни в домах. И вдруг его кольнуло: а что, если она удрала?! Как тогда, от Марии Гордеевны. И он что есть духу помчался домой. Темно, в комнате нет света. Ушла! — Стася,1— позвал он тихонько. Ответа не последовало. Он включил свет. Стася сидела на полу, положив голову на кровать. Она спала. А на кровати, в розовом чепчике и розовой кофточке, легонько посапывала крохотная девочка, ручки она выпрастала из-под одеяла. Он заметил черные завитушки волос на лбу и длинные темные ресницы. «На Стаську похожа»,— подумал он. Стася проснулась и, виновато улыбаясь, поднялась. — Чего же ты не легла, как следует? — с грубоватой нежностью спросил он.— Возьми ее на руки, я сам вам постелю. Сейчас ночной свет включим. У нас тут все оборудовано...— Он говорил, говорил... Говорил, чтобы заглушить радость,— не ушла. Пытался заглушить и другие чувст­ ва: нежность и жалость к ее беззащитности и то, не вполне осознанное, влечение к ней, которое, казалось, возрастало с каждой минутой. Он постелил ей постель и сказал: — Клади дочь. Ну, спокойной ночи. — Спасибо, Егор, если бы не ты... — Ты это брось,— пробормотал он и вышел из комнаты. ^ Он лежал без сна, прислушиваясь, что делается за стеной. Что это? А-а-а, девочка плачет. Замолчала... Что это Стася там при­ говаривает... — Баю-баюшки-баю... Смешно, всем детям одно и то же поют. А голосок у нее славный. Стаська, Стаська... Знала бы ты, как я тебя ждал... Потом он задремал,