Сибирские огни, 1977, №8
хвостиками. Прохожие с любопытством глазели на редких птиц, вслух гадая: что это за птицы и откуда появились на шумной улице в центре города? — Это, товарищи, свиристели,— пояснил ветхий старичок в долго- полом пальто и старой, грибом, шляпе.— На Алтае тают снега — вот свиристели к нам и пожаловали.;— Старик улыбнулся Марии. ...Свиристели, свиристели, как подходит это название к птицам... Мария остановилась на перекрестке, где женщины продавали буке тики подснежников. Старушка с обветренным лицом вернула Марии пятирублевую ас сигнацию и сказала: —- Сдачи нет, милая, не наторговала еще. Не повезло, Мария спрятала деньги в кошелек. Молодой щеголева тый офицер, сунув старушке рубль, взял два букетика и протянул Ма рии цветы: — Возьмите, прошу вас! — Что вы...— Не зная, то ли рассердиться, то ли рассмеяться, расте рянно проговорила Мария. — Берите, девушка, коли молодой человек дарит,— заговорили жен щины, улыбаясь. Офицер с полупоклоном вручил цветы, козырнул и быстро отошел. Свиристели, свиристели прилетели... Прилетели свиристели... Надо рассказать Римме, и, предвкушая, как та станет размахивать руками, восторгаться и уверять, что Мария в самом деле еще молодая и краси вая, она улыбнулась. И только когда увидела высокое, серое здание — весеннее радуж ное настроение уступило место размышлениям и ожиданиям неизбежно го напряжения рабочего дня. Сегодня необходимо выяснить, что же стряслось со Стасей. Она вдруг погасла, ходила, как в воду опущенная, давала брак, ссорилась со всеми. Поговаривали, что солдат охладел к Стасе, стал избегать встреч, а когда Стася однажды встретила его, он отчитал ее при товарищах: «Девушка должна уметь себя вести, ты ставишь меня в неловкое положение». И вот Стася исчезла. Три дня не появлялась на фабрике. Мария поручила секретарю цеховой комсомольской организации Вале Щелоковой, девушке добросовестной, и Стасиной подружке Неле Перепелкиной сходить к Цыганковой и выяснить, что случилось. Подождать девушек Мария решила у проходной. Девушки шли по двое, группами. Цветной поток. Пестрые платки: голубые, розовые, желтые, красные; белые вязаные шапочки; блестя щие, всех цветов, болоньевые и нейлоновые куртки на «молниях». И чем- то все похожи друг на друга, наверное, молодостью. Она любит этих девчонок: неумелых и нередко нерадивостью своей портящих ей кровь; любит материнской любовью, мера которой — израсходованное добро и сердечность, чем больше отдал — тем дороже дитя. Мария стояла, подставив лицо солнцу и вдыхая бог весть чем на поенный весенний воздух, то ли цветением вербы, что росла на речных островах, то ли тополями и кленами, которые набирались соков. Она с улыбкой отвечала на приветствия работниц. — Здрасьте, Марь Гордеевна! Это Мурка Вохрина. Отлично работает девочка. Надо к маю реко мендовать ее фотографию на доску Почета. . — Здрасьте, Марья Гордеевна. Пожалуй, Руфа Холина — самая хорошенькая девчонка в цехе. Ну, к чему красится? Намалевала голубые тени под глазами, а губы — какой-то немыслимой помадой. Надо бы поговорить с ней — ведь уроду ет себя.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2