Сибирские огни, 1977, №8

ред тем я проходил мимо, этот дед еще издали замахал: иди, иди, дескать, отсюда, бог подаст... Словом, когда я залез под вагоны в тупике, оказалось, что мед из ста­ кана вылился в. миску с картошкой. До сих пор мне кажется: ничего вкуснее я в жиз­ ни не ел! Тогда и решил: после войны буду есть только картошку с медом!.. Соколенке долго молчал, крутил баранку. Была глубокая ночь. Свет фар выхва­ тывал длинную полосу накатанной дороги, отчего косматые, задумчивые сосны на обочинах казались еще задумчивее и таинственнее. ...Он понимал: что-то надо делать, куда-то надо прибиваться. Не будешь же жить только сердоболием базарных торговок. И тут встретил его — правильно отец говорил: люди всегда помогут! — встретил его старый фрезеровщик Иван Алексеевич Сино- дальнев. Встретил, ощупал заботливо, покачал головой и привел на завод. На ору­ жейный. И стали мальчишку учить ремеслу. А прежде накормили. Определили в об­ щежитие, дали койку. С 24 июня в глаза не видел это древнее устройство для спанья, белые простыни. А потом подвели к станку. Так, никогда не знавший, что такое завод, комсомолец Вилли Соколенке стал фре­ зеровщиком. Он стал рабочим потому, что он, сын наркома, вырос в семье, где ува­ жали труд и людей труда. В роду у него не было пролетариев, но воспитание он по­ лучил пролетарское, и этим гордится всю жизнь. Уральский рабочий поставил его, потерявшего родных мальчишку, на ноги. Дал квалификацию. Ребята-сверстники избрали комсоргом цеха. Потом он возглавил бригаду. В общежитии почти не бывал — спал тут же, в цехе. — Мне хватало трех патронных ящиков, чтобы лечь и уснуть,— говорит Вилли Александрович.— Такой я был маленький и худой. Мы едем ночью. Кругом таинственная тишина. Может, поэтому все, что рассказы­ вал в ту ночь Соколенко, представлялось особенно романтичным. Романтичным, а не жутким — для многих и сама война, и круглосуточная, без выходных и отпусков, рабо­ та на заводах представляется сейчас чем-то неимоверно жутким. Мне в ту ночь так не казалось, потому что рассказывал об этом большой оптимист, который никогда не страшился никакого труда — ни тогда, ни сейчас. Я видел огромные цеха огромного уральского оружейного завода, чувствовал запах раскаленного конопляного масла — с ним сверлили пулеметные стволы, слышал грохот и скрежет металла. Видел на закопченных цеховых стенах кумачовые лозунги: «Наше дело правое — мы победим!», «Что ты сделал сегодня для фронта?» Тут же на красном щите фамилия Соколенко. Его бригада соревновалась с лучшей на заводе бригадой Медведева. О ходе этого соревнования изо в день писали газеты, публи­ ковались рапорты и открытые письма Верховному Главнокомандующему о победах, одержанных этими бригадами, изготовлявшими пулеметы и винтовки для фронта. Вилли Соколенко твердо, обеими ногами становился на земле. Если теперь в цех поступал какой-то сложный заказ, а бригада Медведева была занята, из пролета в пролет неслось: — Соколёнок — к начальнику цеха за чертежами! И сейчас нет для Соколенко более приятного запаха, чем запах инструменталки. — А работать на станке меня научил Андрей Иванович Чумаков. Сейчас он жи­ вет в Барнауле, главный инженер аппаратурно-механического завода... И знаменитый бригадир Медведев тоже теперь на Алтае. Он уже пенсионер, а до того работал начальником райсельхозуправления. — Конечно, требовать сегодня от людей, чтобы они работали с таким же напря­ жением, как мы в войну, нельзя,— говорит Соколенко. Кажется мне, что он сожалеет об этом. Не о том, что требовать нельзя, нет, сов­ сем о другом. О том, что с каждым годом становится все меньше людей, которые помнят трудовой накал военных лет. А он не может работать иначе, не может без на­ кала. Он и сейчас все делает бегом — в прямом и переносном смысле. В переносном: совещания проводит конкретно, без длинных речей, не терпит долгих телефонных разговоров. В прямом: приехал с фермы или с поля, поставил машину, от машины до кабинета — бегом, по полю, если один,— бегом, из конторы вечером домой, а утром в контору или гараж — бегом.