Сибирские огни, 1977, №8

ОБЕРТЫНСКИЙ. Правильно. Нашей короткости хочу не только я, но и все общество. ЛЕНА. Не думаю, чтоб общество так уж заинтересовалось нашим союзом. ОБЕРТЫНСКИЙ. Напрасно думаете. Если красивая женщина идет в красивой одежде, которую я ей могу предоставить, что, общест­ во не охнет? Если вас минует трудовая мобилизация, общество не вос­ хитится моей оперативностью? Если вы будете хорошо питаться, об­ щество не скаж ет— ее красоту надо поддерживать и питать наравне с академиком? Красота жены и муж с красивой энергией — такого об­ стоятельства нельзя укрыть. ЛЕНА. Энергия ваша подлинно потрясающа. ОБЕРТЫНСКИЙ (скромно). Тут, собственно, не одна моя энергия. Тут сыграли роль и социальные обстоятельства. Заведующий хорошей столовой — бог. ЛЕНА. Боги тоже умирают. ОБЕРТЫНСКИЙ. Если их увековечивает красота, как, например, ваша,— такие боги бессмертны. ЛЕНА (хохочет). Обертынский! Вы превосходно объясняетесь в любви. ОБЕРТЫНСКИЙ. Еще бы. Вы бы посмотрели, какие люди объяс­ няются мне в любви, тогда б вы поняли, откуда у меня таковое. Я сейчас бог брюха, дорогой товарищ. Обертынский! Над таким словом не ух­ мыльнешься. Если б не исключительные обстоятельства, разве Обертын­ ский бы перед вами унижался? ЛЕНА. Исключительные обстоятельства? Какие? , ОБЕРТЫНСКИЙ. Такие, что я безумно полюбил вас( Лена. ЛЕНА. Обертынский! Ваше твердое убеждение — за пищу, одежду и безделье сейчас можно купить всех? ОБЕРТЫНСКИЙ. Кроме сумасшедших, конечно. ЛЕНА. Тогда вам придется пригласить ко мне психиатра. Мне поче­ му-то думается, что мой кулак окажется для вас убедительнее, чем мои слова,. ОБЕРТЫНСКИЙ. Если вы мне скажете, что любите,— мне больше никаких слов не надо. ЛЕНА. Да, я люблю. ОБЕРТЫНСКИЙ. И кончены пререкания. Я теперь для вас цистер­ на, из которой вы можете черпать все, что вам угодно. Слово — люблю, и я делаюсь горячим, как электропечь, в которой расплавлю все препятствия. ЛЕНА (задумчиво). Да, я люблю думать о нем. Двадцать пять уже лет, как он творит, и творит не во имя брюха. И когда я думаю о нем, мне кажется вздорной и одежда, в которую я одета, и пища, и квартира. Он поднимает меня над всем. ОБЕРТЫНСКИЙ. Кто это? ЛЕНА. Вы его не знаете, Обертынский. Вы с ним не знакомы, хотя, может быть, и часто встречали. Это — советский человек. ОБЕРТЫНСКИЙ. Уж что-что, а из строя я не выходил. Давайте говорить о любви. ЛЕНА. Я в сущности и говорю о любви. (Указывает на брошенную записку отца). О той, которую бросила. ОБЕРТЫНСКИЙ. Бросили? И хорошо! Я не ревнив. Вы только скажите... ЛЕНА. Пожалуй, скажу... ОБЕРТЫНСКИЙ. Пора. ЛЕНА. Раньше вы мне были глубоко противны... ОБЕРТЫНСКИЙ. Чувствовал.