Сибирские огни, 1977, №7

Я, к делу примерясь. На лыжах глотал за верстою версту. Я бил по урманам тяжелого зверя И влет — Оперенную стужей звезду. Я видел, как звезды текут по карнизам. Как, полымем смазав рассветный восток. По снегу струятся червонные лисы В багрянце и меди тяжелых хвостов. Два года — две жизни! Я дерзок и весел. Распахнуты двери, я вижу: Туга, В кустах вороная, зеленым замесом На весь горизонт наплывает тайга. Басил по утрам самовар-паровик. (Я жил на заимке]. Гнездясь в самоваре. Прихлебывал с блюдца румяный старик И перст подымал указующе: Паря... И быт, мол, незыблем, И вера крепка, И дети, послушны, кивают, А скажем, Порушить устои — Задушит тайга И дом-пятистенник, что дедом налажен. Но ровно, снимая вороньи посты, В богах разуверив, Поверья развеяв, Осмыслить гипотезы, недра постичь Вошла пропыленная георазведка. И вот уж, взметая вороньи кресты,— В четыре протектора свист самосвала. Рубили времянки. Ваяли мосты, И в сотню метелей зима целовала. И глубью урманов, где гнус жировал Да вздрагивал сумрак, звездою пробитый. До сотни берлог расплескал котлован. Свистя автогеном в узлах перекрытий. Ко мне, оглушая, стучатся прорабы, И днем — исступленность, И полночь — не в сон. Бессонное небо над прожекторами, И ветер швыряется светом в лицо, А день поднимается в башенный рост, И дальше, и пуще, В глубины озона. И я начинаю, И голос мой прост. На труд и на славу Мобилизован.