Сибирские огни, 1977, №7
,, ) И Таня пошла вниз по лестнице, а Ленка закрыла дверь и пошла села на диван в столовой. — Что ты тут уселась? — подозрительно спросил Гаря, глядя, как она поджала ноги, как она вжимается в угол дивана. — Это, Гаря, только наше, нашего десятого «Б»,— сказала Ленка.— Этою не объяснить. Мне это никому не объяснить. — Ух,— сказал Гаря,— надоели же вы мне, чем набиты ваши баш ки? Бабские! — Нет! — Ленка замотала головой.— Мне этого не объяснить, но даже когда в твоей жизни есть все самое лучшее, все равно остается ма ленькое незанятое место для какого-нибудь «факта биографии», всегда есть еще одна вероятность. Ты понимаешь? Честное слово, я так любила одного Юрочку, а помнит о нем Танька. Она всегда помнит о призраках. Как она себя нарисовала, так и живет. — Она вся насквозь... вот именно! — сказал Гаря.— Нарисованная! Что у вас общего? — У меня, такой хорошей, ничего,— сказала Ленка.— Ничего хо рошего, но знаешь, не каждому из своих знакомых я могу сказать «Ли са». Это тоже очень много, Гаря, понимаешь? — Понимаю,— сказал Гаря,— Танька — твой школьный дневник. Всё! Я иду работать,— и он пошел работать.— И не вздумай греметь посудой! — прокричал он уже из своей комнаты, захлопывая дверь. А на самом деле сидел и ждал, когда Елена загремит посудой, чтоб убедиться — все вошло в норму. 8 — ...И пока вы бродите, пристраиваясь к одному шагу, отставая от другого, оглядываясь на третий, с удивлением замечаете, как тянутся к вам и от вас нити, связавшие вас с другими. Как это получилось? Что с этим делать? — Энергичнее двигать локтями, тогда останутся лишь необходи мые нити. Было еще совсем не поздно, но холодно. Под шубой мокрая кофта огрубела и похрустывала. Зато голова совершенно прояснилась, и была такая легкая ясность во всем: в холоде, обметавшем контуры домов, в скользящих по снегу машинах, в мертвых деревьях (но летом они ожи вут) . Была легкая ясность в обледенелых тротуарах и влажных мосто вых (солью посыпают), была легкая ясность в жидком свете фонарей, склонивших длинные головы свысока, почти из-под неба. И в небе была легкая ясность морозных звезд и морозной луны в ореоле. И совсем уже удивительно: в самом центре самой центральной площади стоят три про жектора, с трех сторон освещал некий контур, некое сооружение из воз духа и пряменьких досточек. Таких сбитеньких досточек. Такое конусо образное сооружение. Его специально строят ночью, чтобы жители этого зимнего города, в котором так метет, и сквозит, и дует на широких ули цах, чтоб жители рано утром, пробегая на остановку, увидели: ба! елка! Скоро перекроют движение, и на площади будут гулянья. И еще некото рое время была мерцающая ясность голубого существа типа маленького кита в неоновой рекламе «рыба-мясо», хотя сибиряки не терпят легко мыслия в еде, этот маленький кит все же соблазнял, заманивал синим неоновым боком. И некоторое легкомыслие в других неоновых рекламах, которые всю ночь неонят, лишь бы как-то ее освещать — ночь. Утром же их гасят. И от всей этой подозрительной ясности оставалось только одно.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2