Сибирские огни, 1977, №7
— Гос-споди! И слава богу! Тебе только дай, кто послабее тебя, ты же угробишь человека. — И что бы я сделала с вашим Лисой! — закричала Таня, стряхнув наваждение.— Что вы с ним всё носились? Чем бы это я угробила рас прекрасного Лису? — А тем, знаешь ли, что твои собственные комплексы все на первом месте; что ты со своей ранимостью так изранишь человека, что живого места на нем не оставишь. Танюшенька, ну кто еще так знает твой золо той характерец! Самое обидное, что ты ведь не злая, ты просто всем мстишь за собственные неудачи. Ты вот сейчас какого там себе нашла подоночка? Плебс какой-нибудь, которому ты запудришь мозги и на которого будешь давить превосходством. А вот таких, как Лиса, ты всегда избегала, потому что таким, как Лиса, трудно мозги запудрить, если, конечно, в тебя не влюблены... Я не понимаю, и что он в тебе на шел? Ну что в тебе хорошего? — Ленка недоуменно оглядела Таню, за гасила сигарету, сгребла в охапку уснувшего Вову и пошла в комнату.— Я сейчас, быстренько,— сказала она неожиданно «гостевым» голосом. Она тут сидит, пьет кофе из поразительно красивой чашки... такого тонкого фарфора, как французский ситец, как черника с молоком, как щедрое напоминание о лете. Оно придет, раз есть такая чашка, потому что художник делал ее с Лета, чтоб одуряюще долгой сибирской зимой эта чашка всем усталым напоминала о Лете, приучала к терпению. Чтоб летом из этой чашки хлебать молоко, а потом пойти валяться в траве, чтоб лицом прислониться к сухой горячей земле, которой черт знает сколько лет, для которой ты малыш, метеор, но она тебя любит, пока ты есть, она тебя укроет, когда тебя не станет, она никогда не предаст. Да же если тебя по горло затопит и ты будешь стоять, как дерево, в воде, земля все равно будет внизу, под ногами... Оказывается, когда ничегошеньки в твоей жизни нет, не так-то лег ко проститься с этим полным отсутствием всего. Таня встала, открыла форточку, закурила. Она смотрела, как вы рывается дым, и холодный клубящийся воздух стискивал грудь и горло. Таня закашлялась, выбросила сигарету, отпила остывшего кофе. В ви сках стучало, затылок тупо болел. Кажется, она простудилась. — Где мой кофе?! Таня вздрогнула от неожиданности, обернулась. Гаря вошел не слышно, вид у него был разъяренный. — Уже остыл,— сказала Таня. — Да, я вижу,— буркнул он, наливая в чашку и расплескивая по блюдцу кофе. — Давай я,— сказала Таня.— У тебя руки дрожат. Игорь чертыхнулся, отставил кофейник, устало опустился на табурет. — Слушай, вы так тут раскричались, я думал, до драки дойдете.— Гаря вопросительно поглядел на Таню. Таня широко улыбнулась. — А правда, Гаря, ты будешь книжку о БАМе писать? — Елена наболтала? — Гаря усмехнулся. — Ты и елку оттуда привез, чтоб э... вдохновляться? — Бред какой,— удивился Гаря.— Елку я на базаре купил. Ты зря смеешься, Танюша. Нет, там поразительно, поразительно!— Гаря развел руками, очки его блеснули удивлением.— Как он раскрывается! Ты представить не можешь, сколько еще этой неистребимой наивной мечты в нем! Никогда бы мне не поверить в это, не увидеть, если б не такие условия, в которых он весь проявляется. — Кто? — спросила Таня. — А? — Игорь вернулся о т т у д а , он ее увидел. Она стоит у окна, его знакомая Таня. ,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2