Сибирские огни, 1977, №7

тистые табаки тускло светятся тайной... Турецкие табаки. Турецкие сказ­ ки... Из магазина «Табаки» меня гонят. Из резной двери выходит про­ давец, а никакой не турок в алой феске, в смоляных усах, с длинным турецким кальяном... Тогда я заглядываю в магазин через витрину... По­ том... Потом я думаю так: «Сегодня я опять обману маму. Свою люби­ мую маму». ...Девочка сворачивает со светлой радостной улицы в один из пере­ улков. Ее детское лицо напряжено. Чем дольше идет она по тихому затененному переулку, тем тусклее и напряженнее делается ее лицо. Наконец, она останавливается перед старым двухэтажным домом и смот­ рит на верхнее угловое окно. Там живет ее отец... «Сердце мое бешено колотится. Я боюсь. Нет, это не то слово. Ужас пронизывает меня. Но он сказал так: если перестанешь приходить — повешусь. Нет никакого магазина «Табаки». Нет кошки на прилавке. Нет фон­ тана. Никакого лета нет. Есть только грязная комната, где среди страш­ ных призраков мечется страшный человек. Этот человек уже сумасшед­ ший, он говорит только о крови, о крови, о крови. Этого человека броси­ ли все, даже друзья, которые тоже т ам были и все знают, но даже они не могут все время слушать о крови, о крови, о крови. Этот страшный человек боится быть один, боится пустых стен, боится теней и света. Это мой отец»; Девочка еще немного медлит, глядя на угловое окно. Меж бровей у нее обозначилась вертикальная морщинка. Она глубоко и прерывисто вздыхает и, закусив губу, входит во двор. Глаза ее кажутся странно за­ стывшими. Зрачки расширены, в них темно... Таня поехала к“Сереже. А его дома не оказалось. — Ну, ладно, я пойду,— сказала Таня, не расстроившись, а, пожа­ луй, даже испытав облегчение. — Да он придет скоро,— просто сказала бабушка, и Таня осталась ждать. Сначала она сидела в его комнате, пригвожденная к дивану не­ умолимыми взглядами настенных красавиц. Потом вышла на кухню, села на табурет й стала смотреть, как его бабушка готовит обед. (Вторая, которая глухая и ничего не понимает, спала в другой комнате). У бабушки были очень старые руки, коричневые, в морщинах и вы­ ступающих венах. Но двигалась она легко и была какая-то крепкая, сби­ тая, как маленькая сельская лошадка, привыкшая тянуть воз, не думая о возможности отдыха. Она поглядывала на Таню без вчерашней враж­ дебности голубыми ясными глазами, не решаясь заговорить. — А Сережа часто так... опаздывает? — спросила Таня, хотя гово­ рить не хотелось, а хотелось просто так сидеть и смотреть, как бабушка готовит обед. — Каждый день,— сказала та,— пьет он. Стало неудобно: еще подумают, что и она пьет. — Да... А я вообще-то не пью,— сказала Таня. — Ты чо думаешь! — разъярилась вдруг бабка.— Он хуже других? Если он по-людски женится, дети пойдут, он еще лучше будет! У него характер золотой... — Я знаю,— сказала Таня зачем-то. — А то... пьет...— Тут она бросила все дела и стала загибать паль­ цы на руке: — То одна, то друга, то еще кака-нить, тьфу! Прости гос­ поди... Хоть бы хорошее чо! Запьешь тут! А друзья? Того хлеще... — Он хороший,— напомнила Таня.