Сибирские огни, 1977, №7

— Доченька, тебя вчера не было дома,— сказала мама. Ей очень хотелось узнать, где Таня была, но она не смела... Таня видит муку на мамином лице. Мамино лицо очень красивое, светлое, в румянце с мороза. Мука на лице, тени под глазами. — Я у Сашки была,— сказала Таня. Мама молчит. Сейчас она затаила дыхание и молится про себя, чтоб не спугнуть, а вдруг... — У него были две голые брюнетки,— сказала Таня. — Танечка, такого быть не может,— сказала мама,— Саша очень порядочный мальчик. — Интересно,— говорит Таня.— Кто его жена, я или ты? Кто его лучше знает? Маме нечего ответить. Мама смотрит на свою светловолосую дочь, очень на нее похожую. Только почему жестче очерчен ее рот и так хо­ лодны глаза? Мама ничего не может понять. Мама давала Тане все са­ мое лучшее сразу за двоих: за себя и за Таню. Мама с радостью пожерт­ вовала собой, отказавшись от всего, чтобы Танечка получила все, чего мама не получила. Мамино детство и юность были жестоко исковерканы войной. И пусть она, мама, не стала актрисой, как мечтала, пусть ей пришлось разойтись с Таниным отцом только потому, что он страшно кричал по ночам, пугая Таню, и все убивал, убивал во сне... а потом же­ стоко запил... Зато была такая удивительная возможность — заново, ни в чем себе не отказывая, прожить жизнь в дочери, и эту новую жизнь сделать, какой мечталось,.. А получается совсем по-другому. Танечка вы­ растает злой, очень злой, как затравленный волчонок. Кто ее затравил? Кто посмел так подло обидеть ее дочь? И за что? Таня смотрит на свою светловолосую маму. Через двадцать лет Та­ ня будет такой же. Такой же красивой, но не такой печальной, не такой беспомощной тетерей. Мама давала Тане столько любви, что этой любви хватило бы на десятерых. А Таня выросла как вырастают детеныши жи­ вотных, взлелеянные заботой старших, и теперь их тянет на волю. Они уходят, забывая о старших, и, если встречают их потом, не узнают... Нет, конечно. Не совсем уж так. Просто Тане нельзя быть, как мама. М а ­ ма поразительно не разбирается в людях, в жизни. Мама какая-то бла- женненькая. Она давала Тане столько любви... Послевоенное дитя, кото­ рому обещано исполнение всех желаний. Как в сказке, как в голодной мечте маминой юности. Не надо было тдк культивировать в ней эту уве­ ренность, надо было хотя бы узнать, на что она, Таня, пригодна. У мамы хоть был талант. Пусть эго загубленный талант, но он был, «звезда само­ деятельности», а у нее нет ни талантов, ни желаний. Всего ужасней ви­ деть духовное банкротство родителей, особенно если причина этого в те­ бе, который стократ никчемней и бездарней их... Нет, мама просто поразительная растяпа. И все не может купить се­ бе новое пальто. Ходит в этом, с облезлым воротником. И все равно на нее мужчины смотрят. И тут Таня вспоминает — недавно видела маму на улице с каким-то подозрительно импозантным мужиком. А мама такой доверчивый человек! — С кем это ты прогуливалась у аптеки? ■— Что? — не поняла мама. Таня смотрит пристально, требовательно. — Ты гуляла у аптеки с каким-то типом. С кем? Мама теряется, морщит лоб, вспоминая. — Не помню, Танечка. — Так вот,— говорит Таня,— очень глупо в твоем возрасте связы­ ваться со всякими прохиндеями. — Ну почему же с прохиндеями? — протестует мама, так и не вспомнив,с кем прогуливалась.