Сибирские огни, 1977, №7
Он вышел из травы. В шортах из этой синей джинсовой ткани, в ко торую все оделись, и стали стройными. Она покачивается под еле слыши мым напором июльского ветра, выполняя свое июльское назначение (сол нечные ванны, необходимые будущему ребенку), щурится и решает, что одела бы мальчика по-другому как-нибудь и волосы отпустила бы по длиннее... На самом деле эти шорты шли ему больше, и ничего придумать нельзя было — к его тихому личику шла эта именно ковбойка, хорошо облегающая твердые маленькие плечи, а к длинным, еще нежным ногам с побитыми коленками — серые разношенные кеды. — Уже солнце кончилось, а вы загораете. Ему оказалось шесть лет, лобик большой, выпуклый. Лицо некраси вое, нежное, глаза небольшие, ресниц много, светлые, словно глаза чем- то обсыпаны. Он достал из кармана какие-то кусочки и сказал: — Если вам надоело загорать, их тут много. Она пошла искать с ним шампиньоны. Он так красиво говорил эго слово. Возле колодца она действительно нашла несколько штук. Маль чик обрадовался покровительственно, и она сама обрадовалась. Она об ратила внимание, что площадка, заросшая f p a B o ft (сонной и дремучей, как стоячая вода), с четырех сторон окружена домами, » хоть она живет здесь давно, но ни разу еще здесь не ходила и колодца этого не видела. Она посмотрела на окна — все сейчас заняты своими делами, а ей все равно кажется, что дома смотрят на нее, слепя окнами. Конечно, это странно, когда женщина, которой скоро родить, лазает в траве с маль чишкой и что-то собирает на глазах у всех... Мальчик ходит вокруг колодца, бормочет что-то, волосы на затылке недавно стрижены, и полоска белой кожи. Он неодобрительно погляды вает на ее живот, но ничего странного не видит в том, что она тут с ним в траве. Один раз что-то блеснуло, она нагнулась, увидела — стекло, вспомнила — в детстве запахи и разновидности трав, насекомых, камней были ей близки и важны, занимали большую часть жизни. Когда с доро гим расстаешься — помнишь момент расставания, а того она не помнит— видимо, они постепенно уходили от нее, по мере того, как она росла вверх, они уходили вниз. Мальчик сказал: — У меня две коллекции.— Он говорил медленно, как все дети. Он сказал, что клопов-солдатиков птицы не едят,— умереть могут. Только орлы едят. Потом вынул из кармана спичечный коробок и показал чер ную ящерку с булавку. Она таких не видела, не знала, что такие бывают, маленькие. На дне коробка было пятнышко крови. Она спросила про кровь. А мальчик засмеялся: — Это водомеркины дела. — Она съела, что ли, водомерку? — Нет.— Глаза его затуманились, уже про другое думает. Тогда она повернулась и пошла. — А когда вы придете? — спросил мальчик. Она удивилась, зачем ему? Показала свои окна, пообещала прийти. Он сам показал на ее окна — эти? И она вдруг подумала, что это чужие окна, не ее, и балкон не ее, и на балконе сушится белье чужой женщины. А ее только этот мальчик. Вечером пришла Ленка. И все было совсем по-другому. Ленка и все остальные хотели, чтоб ей было как можно лучше, делали максимальные усилия для этого, а получалась одна паника и тревога. Дело в том, что она не знала, хочет ли она ребенка. Почему-то считалось, что надо обя зательно его хотеть. Как можно хотёть кого то н е з н а к о м о г о ? И когда Ленка начинала рассказывать, что надо делать, чтоб не больно было ро-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2