Сибирские огни, 1977, №7

неумолимое и честное, потому так внешне стабильно жил. Но пока он уходил (надежда все равно оставалась), можно было, ведь все это про­ исходило в реальности: скрипел гравий под его ботинками, кричали ка­ кие-то дети, ехал троллейбус; можно было окликнуть его, сказать единст­ венно верные слова, которые всё чудным образом объяснили бы и изме­ нили к лучшему. Или хотя бы какие-нибудь простые слова, какой-то предлог, чтоб он еще постоял с ней в этом единственном летнем дне, наполненном запахом цветущих кустов и теплого асфальта. В этом дне, который безнадежно уйдет, потеряется и никогда не вернется. Постоял бы просто так (сколь­ ко людей сейчас так стоит безо всякого хитрого предлога и болтает о пустяках, и он бы так постоял и сам бы чудом все увидел)... Ну, хорошо, ничего бы не увидел, просто постоял... —- Не могли бы вы любить нечто, идущее рядом с вами. Преданно идущее рядом само по себе. — Нет, мы не могли бы любить нечто, идущее само по себе. Ибо мы идем быстро, слишком быстро, и все, что само по себе,— отстает... Таня проснулась, не сразу поняла — где она. То есть сразу удиви­ тельное чувство: она не дома, но эта комната знакомее дома, где она жи­ вет... Ощущение длилось секунду, потом Таня вспомнила, быстро встала, поискала на ощупь тапки. Не нашла, зашлепала босиком в ванную. В ванной над зеркалом записка насчет завтрака, который на столе, и ключа, который оставить под ковриком у входной двери. Таня умывалась, вдруг звон будильника. Она закрыла кран, слушала будильник, пока не кончился завод. Сашка помнил — когда ей на работу! Быстренько оделась, вышла на кухню. Остывшая, сморщенная яич­ ница кофейник с щербатым носиком (Таня дарила его Сашке на какой- то праздник), подсохший хлеб, нарезанный толстыми торопливыми лом­ тями, размякшее масло' Отщипнула кусочек хлеба, выпила кофе. Заку­ рила, подошла к окну, отодвинула занавеску. Утренние сумерки Снег. Школьники — ранцы за плечами, стучат в них карандаши. Школьники собирают утренний снег, лежащий тонким слоем на буром старом, лепят снежки, бьют баклуши за десять минут до звонка. Взрослые по протоптанным тропинкам бредут на работу, хмурят­ ся не любят утренний снег. Он коварен, он засыпает скользкие места, и можно упасть. Только мальчики-им это не грозит-скачут, как зайцы. Ах один упал! Поднял лицо и прямо на окно. Таня ахнула, отшатнулась. Потом опять к окну — это же он! он! Она в окно стучит, но мальчик уже встал побежал, и другие за ним стайкой. Таня бежит в коридор, натягивает шубу, кое-как закрывает дверь, несется вниз по лестнице, рискуя переломать ноги. «Это же он! он!» Тугая подъездная дверь. Но еще, когда Таня ее открывала, опомни­ лась обмякла. Нисколько не удивилась, что на улице никого. Ну и что? Да, это он, она его узнала, ну и что? Все равно ведь он бы ее не узнал. Дети быстро забывают... Мальчик пришел в середине л<?та. Она стояла по горло в июле, рас­ т о п ы р и в пальцы, вытягивая шею, и, вверх, подбородок, вся матовая, а зогото"? липкий июль обтекал ее. Мальчик шел со стороны света, а она была « тени, поэтому рассмотреть его сразу не могла. И еще трава у ник во дворе очень была высокая. 5. Сибирские огни № 7.