Сибирские огни, 1977, №7
ло «выключать» его и заниматься другими делами, а в жизни он посто янно был рядом? Сейчас Сашка возится на кухне — он есть, но не Решает, Таня сидит в глубоком старом кресле в квартире, заново отделанной после ее ухода (но это даже хорошо, ничто не напоминает прошлое). Квартира уютная. Мебель лукавая и милая: старый диван с подушками, глубокие сонные кресла, резная этажерка с изящными безделушками, абажур... Таня бы жила вечно в этой квартирке, как в фотографии времен мо лодости родителей,, жила бы, глядя в прозрачную холодную воду недо ступного прошлого, где все было не так, где произносили слова, которые сейчас смешнее и трогательнее всяких этажерок. С любопытством Таня смотрит на длинные стоптанные Сашкины тапки, торчащие из-под стола. С любопытством и горечью. Он безалабер ный, глупый мотылек, неприспособленный к жизни, актерчик, ребенок. Совершенно невозможно представить его т ам, где был ее отец. Сашка появляется в дверях с подносом, уставленным чашками. — Ну, как квартирка? — небрежно бросает он. — Присутствует элемент тревоги,— говорит Таня. — Что? — пугается Сашка. — Создается настроение, благоприятное для размышлений,— гово рит Таня. — Во-во! — радуется Сашка.— Типичная квартира актера-разврат- ника, человека со вкусом и больными нервами. — И мучительным поиском себя,— подсказывает Таня. Сашка игнорирует реплику, составляет с подноса чашки на стол, рас плескивает чай, обжигается и уже готов наорать на Таню (как в прежней жизни), наверно, таково свойство их молодости — легко переключаться с действительного на прошлое, словно зачеркнутое в любую минуту мож но вернуть, словно они всесильны. Сашка морщится, поворачивает голову в ее сторону. Таня напряга ется, чуть подавшись ему навстречу, глаза их встречаются. Глубокие темные Сашкины глаза, в каждом по маленькой Тане. Сашка странно хмыкает и дурацким голосом говорит: — Это не чай, это смерть коровам. Тане не совсем ясно, что он хочет сказать, но она так же дурацки хихикает. Сашка тащит поднос на кухню и кричит оттуда (снова, как в преж ней жизни: подумает что-нибудь и вопит из другого конца квартиры): — Мы специально строим на дурном вкусе, раз нет настоящей розы! В жилу, а? — Не получив ответа, Сашка не смущается, продолжает болтать. Таня пытается слушать, пытается верить, что ей интересно, и так всегда — Сашка увлекается, а она нет. У нее нет ни талантов, ни призвания, ни влечений. Она, видимо, урод, выживший в благоприятной среде. Поэтому ей ничего и не надо из того, что нужно другим. Сашка окончательно появляется, усаживается за стол. Они пьют чай, лениво болтают, старые друзья без предрассудков. Им приятно, что они оба красивы, молоды, им приятно думать, что есть вероятность заново наладить жизнь, хотя они и не воспользуются, быть может, этой вероятностью. *• — Ой, ччерт! — Сашка хлопает себя по лбу, подскочив на стуле — Новости-то у меня какие! — Ну, какие,— сонно бормочет Таня, поднимает тяжелые веки. Веч но он крутится, прыгает, спокойно он ничего не может...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2