Сибирские огни, 1977, №7
Петр Муравьев ЖИВАЯ ВОДА Повесть 1 К вечеру в просторном доме скопилась угрюмая, пугающая тишина. Такого раньше не случалось. Гапке стало невмоготу. Она поняла — не к добру это. Страх ощутимый, будто печь под ней покачнулась, вытеснил привыч ные думки и заботы, опустошил, придавил к едва теплящейся лежанке. «Господи! Да что со мной? Хоть бы кто-нибудь пришел, або шо»,— чуть шевеля губами, беззвучно взмолилась Гапка и затаилась, неизвестно к чему прислушиваясь. Чувство ожидания потеснило страх, окрепло, отвлекло Гапку. С кры лечка донеслось еле слышное шарканье веника-голика о сапоги, колоко лом бухнула щеколда в сенцах, распахнулась дверь, и тишина, страх и ожидание в тот же миг шарахнулись прочь, в сени, откуда пришел человек. — Федор?! Ты? — Я, мамо. — Маты моя ридна! Думала, не дождусь... Сын ничего не ответил Гапке, лишь перестал расстегивать задубе лый от напитавшейся влаги брезентовый дождевик, надетый поверх ват ной фуфайки. Тень обычного беспокойства за мать пробежала по его лицу, но не остановилась, Федор опять загремел дождевиком. — Прыстав, мабуть? — Прыстав, мамо. — Посиди со мною, Федя. Задыми цигаркой, шоб чоловичим духом в хате запахло, а я посмотрю, какой ты стал. Федор послушно усаживается на материнскую кровать, зажатую в простенке просторной русской печью и голландкой, достает кисет. Гапка, постанывая и охая, спускается с печи, умащивается рядом, поправляет свои многочисленные юбки, затихает, успокаивая дыхание. Крупно насеченный сухой самосад потрескивает в цигарке при каж дой затяжке. Федор бесцельно наблюдает, как по прихожей расплывает ся вихляющейся пеленой табачный дым. — ...Вам нездоровится, мамо? В глухом от усталости голосе сына Гапке слышится затаенная иск ренняя тревога. — Сама не знаю, а так тяжко, так мне тяжко было...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2