Сибирские огни, 1977, №7

— Вот мы уже и прибыли,— поворачивая цз переулка к дому, с сожалением, что дорога оказалась коротка, но и с благодарностью об­ ратился к коням Федор Антонович: — Спасибо вам, трудяги. Извиняйте, что и в выходной потрудиться пришлось. Через полчасика будете в ко­ нюшне овсом хрустеть. Я уж для вас постараюсь, выпрошу, Г — Люди добрые посуху навозили, а он. снегу дождался,— упрекну-' ла мужа Сонька, вышедшая открыть ворота. Федор Антонович отмахнулся от жены, как от назойливой осы, при-, нялся сбрасывать ботву с брички прямо через распахнутые дощатые две­ ри в коровий пригон. Сонька тоже взялась за вилы набросать сладкого- корма корове, овцам, поросенку.. — Бог помочь, Федор Антонович. Федор Антонович вздрогнул от неожиданности, оглянулся. — А?! Борис Васильевич. Проходи в хату. Я сейчас. — Не беспокойся, Федор, я, собственно, к бабусе на минутку.— Бо­ рис Васильевич постоял для приличия, чтобы не обидеть хозяина, пере­ молвился о погоде, о том о сем и направился в сенцы, с трудом подни­ мая исковерканные войной и окопной сыростью ноги, из-за чего ему так( и не удалось до сих пор, да и не удастся теперь освободиться от постоян­ ного, нежеланного спутника — костыля. На стук в дверь ему никто не ответил. — Есть тут в доме кто живой? — намеренно громко и весело потре­ вожил он сторожкую пустоту прихожей. Гапка, дремавшая на печи, спохватилась, повернулась лицом к свету. — Есть, есть! Заходи, если ты добрый человек,— не узнав сразу во­ шедшего по голосу, отозвалась она. — Здравствуйте, Агафья Гордеевна. — Избач! Борис Васильевич опять? Ну-ка, рассказывай, как твой чирий? — Нету его больше, бабуся. Испугался вашего тупого ножа, пропал, как будто его и не было. Спасибо вам. — Не за что! — скромно приняла благодарность Гапка. — Давно вы врачевать начали, Агафья Гордеевна? — оживился Бо ­ рис Васильевич: сам собой завязался интересующий его разговор. — Как тебе сказать? — усмехнулась Гапка.— Травку разную соби­ рала смолоду, как мать научила, а шептать — в лихую пору. Пошла как- то до Грачихи... В сорок четвертом году это было. Солнце на лето окон­ чательно повернулось. Февраль высверкивался. За солью, мабуть, пош­ ла. Гляжу, хлбпчик ее, самый младшенький,' сидит на печи, будто его, пчелы величиной с кулак покусали. Зеленый, пухлый, под глазами синё, и так он на все смотрит-взглядывается, ну как со всем прощается. Я на Грачиху с попреками: «Помрет ведь, до чего довели». А она в слезы: «Сыромятную кожу со старой коровы берегли на черный день на сапоги, съели, и больше, хоть дом запали, нечего».— «Отдай,— говорю,— мне хлопчика, я его выхожу. Че ж ты раньше не пришла, не сказала, дурья головушка?» Она еще пуще запричитала: «Стыдно. Александр в контору пошел, хоть что-нибудь выписать или выпросить, вот и выглядываем си­ дим, ждем...». Я до хлопчика: «Пойдем к нам, Иванко. С Колей поигра­ ешь». Говорю, сманиваю, будто мне весело, а сама только-только не пла­ чу. «Не хочу,— отвечает,— бабо».—-«Шо ж ты не хочешь?» — спраши­ ваю. «Мне и дома хорошо». Грачиха слезьми брызнула и в сенки выскочила. И у меня ноги за­ тряслись. Ну, тут вся детвора ее: Толька, Улька, Ирка и Мария давай Иванка уговаривать. Он тоже в слезы: «Я; с вами хочу...» Тогда пятнад- натилетняя, самая бойкая из девчат 1рачевых, Ирка надевает чоботы, заворачивает его в рядно, поверх накидывает драненькую шубейцу,:. «Я понесу его». Сил сопротивляться у Иванка нет, он бы брыкался, орал,