Сибирские огни, 1977, №7

спрашивать, выяснять отношения с женой он был не мастак. Тихоня, молчунья с другими, на него Сонька могла окрыситься, наброситься так, что хоть беги из дому и сразу головой в прорубь. От стыда и позора пе­ ред людьми. Так же тихо и тайно Федор корил себя за то, что, еще по молодости, когда жена только-только пыталась, сбросить с себя нравст­ венную узду и постигала искусство есть его поедом, больно, оскорби­ тельно, уничижающе, жалел, что не учил, не сдержал ее да и не сдер­ живал ни кулаком, ни ремнем от злой и неумной мстительности и властности над самым близким ей человеком. Раз уж глупость чья-то доводи^ других до последней черты, то и наказывать, карать за такую жестокость надо не менее сурово. Ж аль, теперь поздно. Ущулел, привык ко всему. И рука отчего-То никогда не поднималась. За зту-то, как счи­ тал Гаврюшка, беззубость, слюнтявость и незлобивость старший брат его самого полудурком давно считает. Федор и перед ним чувствует се­ бя виноватым, ущемленным, по-мужски униженным. До сих пор Федор и мысли не допускал, что его мать когда-то ум­ рет и он останется один, без душевной опоры, без поддержки. Дальней­ шая жизнь с одной Сонькой виделась ему клеткой без решеток и зам­ ков, в которой ни слова сказать, ни душой встрепенуться. Обо всем этом Федору хотелось поговорить с глазу на глаз с ма­ терью, но боялся начать, боялся дать1понять, что он уже все понял, что конец жизненный ее уже не за горами, что он думает о нем, готовится к нему, приноравливается к жизни без матери. Кощунственными пред­ ставлялись Федору такие мысли. Робе^ от одного их появления, он ухо­ дил в сенцы, во двор, в баню, искал себе маломальское заделье и ко­ пался, размышляя обо всем этом в одиночку на все лады. Раньше Федору не терпелось побольше всего узнать, услышать, по­ нять, пораньше явиться домой, чтобы все это рассказать матери, обсу­ дить вместе с ней примечательные новости, события, разные случаи, чем жил колхоз, село, улица, соседи. Гапка больше ничего не спраши­ вала, и у Федора пропала охота заглядывать в контору, раскуривать с мужиками табак в бригаде, точить лясы в перерывах между работой. «...И Колю Гаврюшкиного, как на пропасть, загнали на кулички с машиной за лесом. Скорей бы приезжал да наведался. Может, и мама б встряхнулась...» Нету у Федора Антоновича Нагайцева на душе покою. Нету и нет. И где его взять, он не знал. Потому и надсадно ждал. Надеялся на Колю. 7 В последнее воскресенье октября село преобразилось. Весь месяц был кислый, непостоянный. То моросил дождь, то сыпала крупа или ле­ тели тощие снежинки. Изредка крепенько подмораживало,, но продер­ жится день-два громыхающая под колесамиЧбричек затвердевшая кор­ ка — и расползется от выглянувшего солнышка или от теплых юго-за­ падных ветров. И вдруг за ночь всю округу застелило толстой белой шубой. Снег был мягок и влажен, но столь обилен и желанен, что охот­ но верилось, он не сойдет уж, удержится, а со снегом-то — чистым и белым — и на душе празднично и светло. Федор Антонович спозаранку отправился в бригаду, запряг пару лошадей в бричку и поехал на свекловичную плантацию. Недели две назад женщины закончили чистку свеклы, на машинах и тракторах ее отвезли на сахзавод, но ботву, мелкие клубни, обрезки еще не успели свозить на фермы коровам и телятам, и можно было, получив разреше­ ние, привезти бричку и домой, собственной скотине.