Сибирские огни, 1977, №7
— Да что вы все люди, да люди? Они ж золотые—те люди, про которых ты говоришь. Говоришь об одних, а боишься совсем других, тех, что мало, тех, что злые да глупые. Зачем же про всех сразу: что люди скажут?! Сонька вдруг вспылила: — С вами и поговорить нельзя. Все знаете. Обо всех судите... ,— А как же по-другому,— рассерженно заупрямилась п Г апка.— Как думаю, так и говорю. Только тебе хочется, чтобы я думала как ты, йе иначе. Оттого ты и такая... Гапка замешкалась перед тем, как высказать,— какая Сонька. Ни укорять, ни обижать, нь поучать зазря — у Гапки смолоду такой по требности не было. Но ее разуверяли: и укоряете, и обижаете, и поучае те, все можете. Чаще других это делала Сонька, хотя и чувствовала и понимала, что не права. Бесспорные достоинства Гапки доставляли, естественно, окружаю щим много хлопот, а хлопоты человеческие, хлопоты нравственные для многих заурядностей — лишние хлопоты. Очень это хлопотно — быть человеками. И трудно, ибо человека в себе каждому выстрадать, выпе стовать надо. Куда проще— две руки, две ноги, голова — шапку-шаль носить. Тоже человек. Пей, ещь, работай, живи — чего тебе еще?.. Гапкины, как казалось Соньке, дотошность, всезнайство, въедли вость выбивали ее из насиженного мирка, наезженной колеи и толкали бог весть куда. — Какая есть, такой теперь и останусь! Вам жить не мешаю,— вы зывающе стояла на своем Сонька. Гнев свой и подобную манеру объясняться Сонька, конечно же, оп равдывала и считала единственно возможными в таких случаях. 1 — Не про меня речь. Как о снохе — про тебя слова плохого не ска жу. За нас с тобой душа болит. Сколько лет под одной крышей, а доч кой мне ты так и не стала. Да и не ты только одна. Что Елосовета, что Оляна, что ты — разница не велика. Почитать все почитают, а родной, чтоб как своя,— нет. Внуки и внучки ваши умнее вас оказались... — Вам бы только упрекать,— зло и бездумно отлягнула Гапкины душеизлияния Сонька. От незаслуженной обиды Гапка поперхнулась приготовленным словом: — Бог с тобой, Сонька. Живи как знаешь... Цур тоби пэк, как моя мать говорила. Гапка отвернулась лицом к стенке... И потекла ее прожитая жизнь — как старое, переживательное и прекрасное кино, пошла про кручиваться в замедленном темпе, то ярко и оглушительно, то беззвуч но и блекло. И так день за днем. ■ С печи Гапка стала спускаться редко. Не слезая, там же пила чаш Есть ей не хотелось. Она сама себе удивлялась: откуда берутся силы-, чем живет-дышит? Зная Гапкин нрав, Сонька не на шутку испугалась, первая пошла на попятную, начала угождать, в дело и без дела обращаться за сове том, заводила какой-никакой разговор. Гапка решительно не ум,ела сердиться, затаивать обиду, но теперь ничего не могла с собой поделать. Ответит. Отзовется. Спросит. Но все так, помимо воли, рассудка, желания. Федор скорее сердцем почуял, чем сообразил, что мать пребывает в глубокой, тайной, и, может быть, даже непонятной ей самой, обиде, той обиде, которая чужда будничности, мелочности, старческой каприз ности. Втайне и не без оснований он предполагал, что причиной мате ринской отчужденности могла быть только Сонька, и никто больше, но
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2