Сибирские огни, 1977, №7

отгородила их два родственных дома каменной глухотой. Даже Федор, почитавший, любивший брата Петра, покорился этой бессмысленной отчужденности. Война развела братьев навсегда, но семья-то Петра ос­ талась. Детвора его тянулась к Гапке, к нему. Он это видел, чувствовал, считал себя обязанным быть взаимно отзывчивым, заботливым, не толь­ ко по крови, а и на деле — родным дядей, но из гнета жены вывернуться так и не мог. Федор по-всякому думал— почему не мог, Он видел и по­ нимал причину отчуждения жены. Но он-то сам смирился с бездет­ ностью, уразумел, что в этом человек не властен над собой и над при­ родой. Он и жене это растолковывал. Это же так просто. Неужто до нее це дошло. Видел и понимал Федор и другое. Больше, чем мать-отца, Софья уважает свекровь. Виду только не показывает, свою непонятную 'линию гнет, а все равно в душе Гапке поклоняется. Федор был уверен, что и он, не только как муж, но и как мужчина был интересен жене. Неревнивая и нерасчетливая, она дорожила его вниманием, заботой. Не по привычке и по обязанности пеклась о нем и держалась за него. «Так в чем же дело?» — попав в мысленный тупик, недоумевал Федор.' Недоумевал, но не прощал, а осуждал жену. С тех пор, как, став грамотным, взрослым, постиг жизнь, его знанием, убеждением и харак­ тером стала безраздельная вера в то, что жизненные радости, любовь и счастье человеку дадены так >це, как отец-мать, небо и земля, дом и пи­ ща. Да и как же не быть человеку уважаемым и счастливым, если он для всего этого ни ума, ни сердца, ни рук, ни самой жизни не жалеет. За что же он шел на японские доты, как не за отца и за мать, за родную землю и ясное небо, за мирный труд и сытый стол и, конечно же, за же ­ ну,. за Софью, за счастье и любовь с ней? Чего же он недодал, не сделал, не отстоял, что счастье, истинная любовь и уважение жены минули его? И как ни думал Федор, не выходило оправдания жене. И хоть гово­ рила ему мать, что любовь только дуракам кажется горшком с одним медом, упрямо верил, что любовь чище и выше житейских мелочей, все­ возможных обид и даже самых тяжких ударов судьбы, вроде бездет­ ности. « Удручало и Федора это тяжкое обстоятельство. Вскоре, как Гав- рюшка и Петро отделились, оглох отцовский дом. Столько мечталось в этом онемевшем без детей доме о дружном, многоголосом выводке на- гайчат, красивых, как сама Софья, и потому самых лучших и приметных среди всех Нагайцевых. И вот теперь вместо его тщеславных мечтаний, а может, и в наказание за них, за то, что они были излишне самолюби­ выми, и так подумывал Федор, лишь Гаврюшкин Коля безраздельно хо­ зяйничал по-ребячьи в его доме, теша Гапкину любвеобильную душу, сладко и щемяще бередя сердца ему и Софье. Каждого прихода Коли ждали, как нечаянного праздника в нескончаемые будни. Так не потому ли, не из-за своего ли несостоявшегося материнства Софья потеряла, подпортила свой истинный человеческий облик? Оказалось, что Гапка, как и сын, думает ту же, нескончаемую думу. — Сонька. Слышала я — и не раз, что бездетные люди берут сирот из детских приютов?.. — Я тоже слышала,— неохотно откликнулась Сонька,— ну и что с того? — Кто ж вам мешает? Матерью стала бы, Федор — отцом. Сколько ж можно в прятки с жизнью играть? Оно, божье дитя, бегало бы себе, игралось... само бы выросло — и вас людьми поделало. — Страшно, мамо,— съежившись внутренне в комочек, сказала Сонька.— Не дай бог что с ним случится, что люди скажут, что по­ думают?!