Сибирские огни, 1977, №7

ТЕПЛЫЙ СНЕГ Письма В. М. Шукшина родным «...Знаешь, в древней Спарте был такой закон: на скорбь по умершим отводили что- то около сорока дней. Сорок дней человек имел право горевать — плакать, рвать на се­ бе волосы. Но в сорок первый день он не имел права горевать. Живые должны жить. Ведь это правда: мертвых на земле больше, чем живых, И если нам подчиниться закону мертвых, то надо складывать руки и спокойно уходить из жизни. Но живые диктуют нам свой за­ кон — живи!» Это строки из письма Василия Макарови­ ча Шукшина к своей сестре Наталье,— к Тале, как любовно зовут в семье Наталью Макаровну. «Как глубоко содрогнулось мое сердце твоим горем». Смерть унесла ее мужа, Александра Михайловича Зиновьева, свер­ стника и друга Василия Макаровича. В этом письме есть слова: «Верю в народ. Посмот­ ри на нашу маму, посмотри «а тетю Нюру Козлову — это народ с большой буквы». В письмах Василия Макаровича к матери и сестре— нежность, забота, печаль разлу­ ки. Но в то же время это письма художни­ ка, гражданина. В них — его личность, его раздумья, его работа. ...Мать Василия Макаровича Мария Сер­ геевна живет в Бийске, в многолюдном но- еостроенном доме. Скромная обстановка сельского жителя, перебравшегося в город. В двух комнатках все полнится памятью о сыне. На стенах — несколько его портретов. Веселый, беззаботный паренек. Открытое лицо, задорный взгляд. Матрос в бескозыр­ ке с лентой «Черноморский флот». Старше, сдержаннее, даже суровее. Наконец, Шук­ шин, которого знают миллионы зрителей. Фотокопия кадра из фильма «Печки-ла­ вочки». В семейном альбоме десятки фотографий Василия Макаровича. Шукшин в родном селе — на берегу Катуни. В поле среди бе­ рез. В своем дворе чинит баню, Мария Сер­ геевна подает ему ведро с землей. Шукшин с сестрой. С женой и дочкой. В этом же альбоме — Василий Макарович в гриме Степана Разина, Достоевского, в широко известных ролях — Егора Прокуди- на, инженера Черных, журналиста и других. Много фотографий Шукшина с его коллега­ ми, мастерами кино. Выделяется фото Шук­ шина с Борисом Андреевичем Бабочкиным. Схвачен момент, когда оба больших худож­ ника поглощены каким-то сложным, дове­ рительным разговором, какими-то размыш* 12. Сибирские огни № 7. лениями вслух. Вызывает глубокую симпа­ тию отсутствие всякой позы, всякой «рабо­ ты на бессмертие». И, наконец, скорбные фотографии похо­ рон Василия Макаровича Шукшина. Могила, укрытая горой цветов, гроздьями красной калины. Рядом с этим альбомом кипа писем, иду­ щих со всей страны. Это пишут Марии Сергеевне те, кто давно полюбил книги и фильмы ее сына, и те, кто впервые откры­ вает его для себя, те, кому он доставил неповторимые минуты радости и наслажде­ ния, и те, кому он своим творчеством помог понять себя и окружающих. Вот строки этих писем: «...Поразительная деталь: могила Шукши­ н а— единственная, где не указано, кто по­ хоронен. А все знают. Цветов и народу не переводится. Милая, родная Мария Сергеевна! Вы не представляете мое волнение, когда я уви­ дела его глаза на портрете. Немыслимо оторвать взгляд. Столько печали в них, раздумья, скорби... И калина красная на портрете. ...Мы с Аленкой потихоньку продвинулись вперед и положили гвоздики: «Вот, Василий Макарович, это тебе от мамы, Марии Сер­ геевны, цветы и поклон». Я сказала это не­ громко, но люди сразу заволновались, за­ бросали вопросами и советами, расступи­ лись: «Развяжите цветы... Поставьте в банку» и т. д. Пока мы были там, подходили еще и еще люди с цветами. Некоторые, как и мы, с поезда, с самолета, проездом, но с цве­ тами... Аня. Новосибирск.» «Дорогая, родная Мария Сергеевна! Сегодня, 25 июля, была я на могиле Ва­ силия Макаровича, «а Новодевичьем клад­ бище. Добралась туда, наконец, из Омска. Невозможно не писать Вам, родная, в такой день. Человек я Вам незнакомый, как и все те люди, что Вам пишут. Боль от утраты на­ шей велика, словно похоронили брата род­ ного, любимого, с которым вместе росли. С самого октября я задумывала побывать на могиле Василия Макаровича и хоть не­ много облегчить душу от этой потери. Демченко Надежда Николаевна. г. Омск.»