Сибирские огни, 1977, №7
С утра, как только опустел дом и Гапка принялась за дело, ее отя готили думы о среднем, без вести пропавшем на войне сыне Петре и его семье, родство и общение с которой сложилось какое-то ущербное. С чего оно пошло, ее обособление? Оляна по праздникам, и частенько, когда идет мимо, навещает свекровь. Гостинцев из своих постряпушек при носит, когда чулки, когда платок купит. Ничего больше Гапке и не надо. Но все у Оляны выходит так, будто она намеренно подчеркивает, что вот пришла, хоть и знаю, что считаете чужой — не чужой и роднёй — не род нёй. И все ж почитаю. Чего вам еще надо?! И дети такие же. Все взрослые, считай, уже, а в горницу не пройдут, за стол, особенно, когда Сонька дома, не сядут, как будто боятся кем-то проведенную, запретную черту переступить. В прихожей, когда тетки нет дома, и развеселятся, и всякой всячины Гапке нарассказывают. Шурка про свое, Валя, невеста уже, про свое. А звякнет щеколда на сенной двери, они в один голос: баба, мы пойдем, приходите к нам. В гости к Оляне Гапка старалась ходить одна, без провожатых. Оде нется, возьмет дорожный посошок, выйдет к воротам, стоит, ждет, кто ей первый из прохожих или проезжих скажет здравствуйте, кто при остановится. — Далеко собралась, бабушка? — понимающе спросят у нее. — До Оляны,— как бы само собой разумеющееся, скажет Гапка, как-то так сообщит, будто именно этого человека она и поджидала, будто с ним и собиралась проделать намеченное предприятие. — Ну тогда пойдемте (поедемте),— простодушно, благоговейно по отношению к Гапкиной старости откликнется пеший или конный на не высказанную просьбу. Домик Оляны самый крайний, с наветренной стороны улицы. Домик крохотный: четыре метра в длину, чуть меньше в ширину. Четвертую часть его занимает печь и трубка, поставленные заодно. Между печью и стеной кое-как вмещается еще Петром сбитая на скорую руку деревянная кровать, тут же, у стенки — большой ящик для белья и одежды. Два аккуратных оконца смотрят на улицу, и так как напротив домов нет (по противоположному порядку строились почему-то неохотнее), то и на луг, на реку. Третье оконце отвернулось от солнца, глядит не на юго-запад, как у всех других, а на северо-восток, на село. Под подоконником начи нается широкая лавка, упирается в передний угол и тянется по стенке до кухонного угла с маленьким столиком и шкапчиком. Как до службы в армии, так и после Михаил ночует на широком сун дуке, а вот Оляне по его настоянию пришлось перебраться на печь, усту пить кровать дочкам. — Я и на ящике как-нибудь, а Валя уже невеста... Нам же потом стыд глаза выест, если из-за запечного закутка замуж ее отдадим. По нимать надо. Нешумливо властная Оляна вынуждена была согласиться. Присут ствовавшая при этом Гапка порадовалась за Мишку: послужил, характер прорезался, а то был какой-то парень квелый, приниженный, ни упря мый — в отца, ни горделивый — в мать. В былые времена за Оляной ухлестывал Назар Севастьянов. Воз гордился ли он, став председателем, руки ли до времени распустил, про то Гапка не знает. Знает другое. Слышала от людей, что Оляна от- волтузила своего чиновного ухажера веником-голиком по чем попадя и вытолкала за перелаз. И наутро же ушла на разъезд, устроилась в Путь- рем, а вскоре и вовсе укатила куда-то далеко в путьремовских вагончи ках-курятниках. Два года она не наведывалась в село, а в начале третьего лета вернулась совсем и... лишила спокойной жизни Гапку, Антония, всю
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2