Сибирские огни, 1977, №7
слова руководила её пением. Откуда такое чувство вокала? Как позже выяснилось, Надежда Павлов на в Томске долго работала с начинающи ми певцами в классе педагога, приехавше го из Италии — Марии Альбертовны Ф ёд о ровой. Указания Марии Альбертовны она запомнила на всю жизнь и теперь, будучи концертмейстером, учит певцов ни больше ни меньше, как искусству бельканто. Дерзко? Я думаю, что и это вышло у неё в своё время так же само собою, как было некогда с вальсами Шопена. Бель канто— естественный, веками укрепляв шийся музыкальный организм. А ведь эта женщина моментально усваивает всё, что в музыке есть естественного. Она, по-мое му, только позже подыскивает объяснения, слова, обобщающие выводы, словно бы проясняя для себя всё ценное, что нако пила в недрах своих её разумная музы кальная природа. И теперь, извольте: кон цертмейстер даёт певцу указания по во кальной технике и фразировке. Кстати, это многих злит («А какое она имеет право?..»). Но вот мнение специали ста: Ковалевская— фанатик вокала и не обузданная в работе оперная актриса— мне однажды рассказывала: «Вы знаете, она за два года совершенно перестроила мне во кальный аппарат. У меня просто глаза от крылись. Я впервые по-настоящему ощути ла, как надо петь. Но сначала не могла ни как понять Надежду Павловну. Ох и деспот, доложу я вам1 Я даже плакала втихомолку. А потом вдруг поняла, и дело пошло очень быстро. Я не встречала другого такого концертмейстера, который бы так разби рался в вокале. А музыкантище! Она поко рила меня совершенно». Я с интересом смотрю на певицу в крас ной кофточке (она продолжает что-то го ворить в своё оправдание). Ей предстоит петь в присутствии Надежды Павловны. Ей- богу, тут понадобится мужество. Потом пришла студентка. — Вот, представляю вам: Ларочка. Хо роший ребёнок, чудесно играет девчушеч ка. Недавно вышла замуж. Детонька, са дись... Ну, что мы принесли сегодня? Рах манинова. Очень хорошо. Ноты ставятся на пюпитр. Глаза Надежды Павловны уже выдают нетерпение. Интересно, почему я давно уже не думаю о ее недомогании (и она, как видно, тоже)? Итак, приготовились. Ларочка сидит чуть дыша, вытянув навстречу нотам и без того длинную сп^ну. Певица ждёт с растопы ренными локтями. Первый аккорд. Романс Рахманинова «Давно в любви отрады мало...» Странно. Музыка уже звучит, но это — не музыка. Вокальная строчка почему-то кричит и торопится, фортепиано не поспе вает за ней. Я боюсь взглянуть на Надежду Павловну. — Стойте! Что такое? Что такое? Кто так поёт?! На словах «О боже мой» «бо» — нельзя растягивать, тогда у вас на «мой» ничего не останется. Это ж не по-рахмани- новски. На добром лице певицы образуется не что вроде обиды: — Но ведь у меня своя трактовка. — Тогда, для профилактики, сравните её с трактовкой автора. Небо и земля! Опять звучит романс. И опять на словах «О боже мой» всё застопорилось. — Го-лу-буш-ка! Ну нельзя же так, пой мите! — Нет, Надежда Павловна. Дайте мне спеть, как я хочу. — По-рахманиновски пойте, говорю вам! — А я хочу так. — Ну, так, как вы хотите, вы могли бы петь не Рахманинова, а какой-нибудь за стольный репертуар. Сделайте, если не для музыки, то хоть для меня лично. Я вас прошу, наконец. Всё сначала. Немного лучше, но далека до хорошего. И снова «О боже мой». На этом проклятом «Боже мой» я слышу, наконец, звучный удар. Надежда Павловна хлопает себя по лбу. — Нет, я не могу постигнуть, извините, как это, будучи в здравом уме, можно так петь! — Но ведь, Надежда Павловна, сколько исполнителей, столько и трактовок! — Благодарю, дорогая моя, благодарю. Но меня, знаете, кормить банальностями не надо. Это, если хотите, оскорбительно мне слышать. . Теперь они стоят друг против друга: пе вица (она часто моргает и усиленно ды шит) и Надежда Павловна, в зловещем спо койствии, по-ермоловски сцепив у бедра руки. Я понял, откуда у неё силы: она защи щает своё самое драгоценное, самое за ветное, своё сокровище— музыку. Два ча са назад она отстаивала Бородина. После него— горой стояла за Чайковского. Те перь сражается за Рахманинова. Противник по всему фронту оказывает бестолковое, но яростное сопротивление. Необходимы мужество и решимость, как Суворову при осаде Очакова. (Кстати, подумалось мне,— девичья фамилия Надежды Павлов ны удивительно ей идёт). И,— как в прежние времена для Суворо ва,— одолеть! Победить! Во что бы то ни стало! Не сомневаюсь, у неё сейчас таксе чув ство, будто речь идёт о жизни собг. гвенно- го ребёнка. Шутка ли сказать: музыка в опасности.., Это вам не игрушки. Надежда Павловна приготовилась к ка кому-то, особой мощности, удару, но тут неожиданно пришла помощь из-за рояля. Слабый Ларочкин голосок взывал к певице: — Слушайте, я же аккомпанирую, совер шенно не чувствуя к вам доверия. Вот здесь вы не выдержали паузы. А вот здесь заторопились, и я не поспела за вами. — А ты поспевай. Иди за мной. — Нет, это вы, вы должны за мной идти, а не я- за вами!! Стало тихо. Приветливое лицо певицы от такой дерзости стало жалобным. Она повернулась к учительскому столику. Её
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2