Сибирские огни, 1977, №7

— Здравствуйте, Танечка. Что вы сегод­ ня принесли? Чайковского? Что именно? Ариозо Ленского. Как приятно. Нет, я го­ ворю: как приятно, когда начинаешь ковы­ рять уже исковырянное... Ну, разумеется, нот больше не было... Разумеется... Сади­ тесь. Опять все сначала. Только с одной ма­ ленькой разницей: мне показалось, что На­ дежда Павловна на сей раз действительно чувствует себя лучше. Даже специфические баритональные нотки в ее голосе как-то ок­ репли и зазвенели. А я-то думал, что новый Чайковский ее доканает. Ничего подобного. И реплики звучат уже не с горестным, а во­ все даже наоборот,— с живым и бодрым негодованием: — Ну вот тебе раз, деточка! Я ж не могу смотреть, как вы бас пошвыриваете. За­ чем вы позволяете себе уходить от состоя­ ния певца? Ощущайте органику пауз, орга­ нику легато,— и все это одна нить, не выпускайте, Та-неч-ка!! Танечка спокойно играет. Не робкого де­ сятка. Хороша. Такую не так легко сдвинуть с места... Стоило мне это подумать, как Та­ нечку сдвинули. Локтем. — Пустите-ка, драгоценная. И послушай­ те, как надо это играть. Я снова слышу Музыку. Опять — настоя­ щий Чайковский. Уже немного другой, но все равно настоящий. Как часто, однако ж, тянет Надежду Павловну самолично сесть за клавиши. Здесь, наверняка, тайное ж е ­ лание: побыть самой в музыке, ощутить ее по-настоящему, возродить из хаоса учени­ ческого бормотания. Но не только это. На­ дежда Павловна, можно сказать, прямой антипод тем перегруженным теорией педа­ гогам, которые очень красиво учат то­ му, чего не в состоянии показать сами. Для ,нее ж е показ существенно необходим. Ибо музыка — частица ее природы. А мо­ жно ли объяснить природу, не находясь в ней?.. Последний каданс. Чайковский спасён, преподнесён, поднят, очищен. До свидания, деточки. Всё поняли? Будьте здоровы. Можно закурить сигарету. Надежда Пав­ ловна уверенно садится на стул. — Эта вторая — молодец. Крепко ухва­ тывает. Не вундеркинд, но уж будьте уве­ рены, что взяла— при ней и останется. Ра­ ботать любит и может. На сцене не потеря­ ется. — Да ведь вы её, кажется, ругали? — Я никого не ругаю, дорогой мой. Про­ сто высказываю мысли вслух. Какие ни есть, но зато все — мои. А кому не нра­ вится... Правда, иногда и промолчать не грешно. Вот как сейчас помню: Юлия Адольфовна Билевич, покойница, мой пе­ дагог ещё по томскому училищу, однажды сразила меня именно молчанием. Как-то играла я в концерте училища токкату Баха ре минор и закатила со страху нелепейшую купюру. Выхожу с концерта, красная вся от стыда. А потом Юлия Адольфовна при­ глашает меня к себе. Иду — и трепещу, как на ветру былинка. Угощает она меня чаем, печеньем. Я жду. Она молчит. Пью чай, ем печенье. Молчит. Так мне ничего и не сказала, только смотрела очень-очень внимательно. Н-ну! Сколько пережила я за тот вечер... Было в миллион раз хуже, чем если бы меня сожгли на костре и предали анафеме. (Ю рко взглянула, бросив кверху бровями. По зрачкам— искорка). Нет, серь­ ёзно! Я, например, так не смогла бы. Не могу молчать, хоть ты меня режь. Вот, скажем, эта Танечка. Которая только что. Ср-редненькая!!! (Она произнесла это, с силой прижав к груди руки, как если бы сказала: «Гениальная Танечка!»). Ну, допу­ стим, она пока не может играть иначе. Но как ж е молчать, если музыка страдает! По­ нимаете? Музыка!! (Мучительно посмотре­ ла. Махнула рукой. Хмурится). Что ж е это нет-то никого? (Взгляд на часы). Безобра­ зие, честное слово. Безответственность, ни­ чего больше. Надежда Павловна встала и прошлась по комнате. В ней словно подспудно действо­ вал какой-то механизм, который, включив­ шись, уже не мог работать вхолостую. Энергия, неизвестно откуда взявшаяся, не находила выхода. — Нет, вы представляете?! Рывок к столу. Рывком берётся журнал. Рывком раскрывается. — Смотрите: не был, не был, не при­ шёл, заболел... Ах, да. Это я вам уже по­ казывала. Взгляд в одну точку. Апатия. Нет, не апатия: руки и спина напряжены. Дождались: дверь открывается и вхо­ ди т— нет, не студентка,— полная женщина, порядочно в возрасте, с открытым, привет­ ливым лицом. Красная кофточка. Певица- иллюстратор. — Здравствуйте. — Ага,— Надежда Павловна смотрит на неё пристально.— Если Hej ошибаюсь, сей­ час одиннадцать часов. — Ну да! — приветливо улыбается пе­ вица. — А вы обещали прийти в десять. И вас ждали студенты. — Обещала? Разве? (У неё круглое и очень симпатичное лицо). Ну, я, наверное, пошутила. — Извините, голубушка, но этот юмор не по мне. Вы обязаны явиться вовремя. А это, извините меня, свободный стиль ка­ кой-то. Не понимаю. Кстати, познакомь­ тесь: певица... (Она назвала имя и отчество. Мы раскланялись). Чудесный человек, прек­ расная вокальная школа. (Улыбка смуще­ ния на обаятельном лице певицы). А опаз­ дывать стыдно!!! Да, совсем стыдно, голу­ бушка! — Да что вы, Надежда Павловна! Я, во- первых, не совсем твёрдо обещала, а во- вторых... Ну,— думаю я,— это удача. Посмотреть, как Надежда Павловна работает с певца­ ми — это как раз то, что нужно. Я был свидетелем ее совместной репетиции с Людмилой Ковалевской, солисткой оперы: мимика, отрывочные слова, междометия, полунамёки. Вдруг — точная, как формула, фраза. Для меня это было порой малопо­ нятно. Но они друг друга отлично понима­ ли. Надежда Павловна в полном смысле