Сибирские огни, 1977, №7

Огорчилась. Села напротив меня, подпе­ рев рукой подбородок. Голова клонится набок, веки полуприкрыты. Это что же, весь рабочий день у нее.будет такой? Помилуй­ те! Тогда это хуже, чем литейный цех. Это ж вреднейшее производство. Где соцстрах, где профсоюз, где медицина?.. Стало не по себе. — Не пишите обо мне, голубчик. Вы же видите. Я ничего не могу. Что-то случилось со мной, никогда раньше такого не было. Вот посмотрите на нее (усталый жест в сто­ рону девушки. У той давно уже щеки сме­ нили цвет весеннего утра на густо-свеколь­ ные тона). Второй курс. Девочка, в общем, эмоциональна и хорошо идет по специаль­ ности, но концертмейстерские навыки не преподаны. Что с нею делать? А через не­ делю у нас академконцерт... Ладно. Что у вас там еще. Ария Ленского? Поднялась со вздохом. Подсела к роялю. Девушка немедленно, с готовностью стала играть и петь: «Я люблю вас! Я люблю вас, Ольга!» Играет бойко, ноты берет правиль­ но. Прилежно хлопочет около музыки. «Как одна-а-а безумная душа поэ-та»... Очень старательная, по-моему, девушка. — Стойте. Если бы вокалист спел это так, как вы поете, его забросали бы грязными вениками. Да почему вы стаккато здесь иг­ раете? Что за, прости господи, полечка у вас на словах любви? Играйте, я поведу тему. Ах, голос бы ей, голос! Я слышу хриплые, исчезающие звуки. А потом забываю про голос, слушаю интонацию. Так может петь человек, понимающий действительное зна­ чение слова «любовь». — Я о-отрок был, тобой плененный... Серде-ечных мук... Ну, куда вы уронили эту фразу? В меццо пиано уронили. Еще раз! В характере, внимание, начали! Спина грозно наклонилась влево. Правая рука дирижирует. — В тени-и хранительной дубра-а-авы... Легато, легатиссимо! Я любллю-у-у тебя, я люб... В ноты, в ноты, поддерживаем фра­ зу. Не киснуть! Я слушаю и не могу понять, что это вдруг произошло. Ленский не только запел. Ленский — заиграл... Теперь в комнате зву­ чал настоящий, живой Чайковский. Ученица, забыв о старательности, вдруг увлеклась музыкой. Как это вышло? Пытаюсь пригля­ деться. Что делает Надежда Павловна? Жесты правой руки. Движения корпусом. Мимика. И все — в одну сторону, все сфокусирова­ но на внимании ученика. Как будто созда­ ется некое, так сказать, поле исполнитель­ ского напряжения (да простят мне энергетики этот термин). И в этом поле волей-неволей в русло музыки входят чув­ ства, мысли и движения ученика. Не от аб­ страктных истин к интуиции, а наоборот — от интуиции, от ощущения к осознанному исполнению (кстати, один из бывших «подо­ печных» Надежды Павловны, ныне ведущий артист оперного театра, так и сказал о ней: «Человек громадного интуитивного ума...») Так вот это поле, это напряжение музы­ кальной интуиции, этот концентрированный энергетический поток,— из каких источни­ ков он? Откуда? Фигурка Надежды Павловны казалась просто крохотной рядом с обширной, но плохо устоявшейся фигурой девушки. Но именно из этого небольшого источника ис­ ходила энергия, да еще такая, что мне по­ чудилось: рядом с Надеждой Павловной было бы сейчас так же неуютно, как вбли­ зи мощного электрического трансформа­ тора. А ученица играла, и играла хорошо. Фокус? Вспомнилось: мне рассказывала о Надеж­ де Павловне ее бывшая студентка, ныне преподавательница фортепиано, очень ми­ лая женщина и большая умница. Говорила грустно, глядя куда-то далеко в окно учи­ тельской: — Я боялась ее. Да и все мы, наверное. Некоторые злились. Но только до тех пор, пока не начинали ее понимать. И как-то, знаете, одновременно: начинаешь понимать музыку, значит, начинаешь понимать На­ дежду Павловну. Ко мне это пришло, к со­ жалению, очень поздно, уже после консер­ ватории. Теперь хоть задним числом стара­ юсь припомнить ее указания. Открываю массу полезного. Наверное, не одна она так думает? Всплывает в памяти рассказ другой ее ученицы, музыкантши-любительницы, моей давней и доброй знакомой: — Представляешь, занимаемся мы у нее на квартире. Я играю, она в другой комна­ те. Один пассажик там у меня трудно вы­ ходил. Аж скособочилась вся. Вдруг, гля­ жу, врывается Надежда Павловна. В ру­ ках — кухонное полотенце и тарелка, напо­ ловину вымытая. «Слушайте, нельзя же так, деточка! Я же чувствую, как вы начинаете задыхаться на этом пассаже,— и задыхаюсь сама». Гляжу — она и вправду тяжело ды­ шит. Ничего себе ощущение, а? Ощущение. Да, пожалуй — это то слово. А еще точ­ ней — природная приспособленность к роя­ лю. Вот так же, как бывает природная по­ становка певческого голоса. Почему, напри­ мер, Надюша Суворова сразу заиграла по слуху Шопена, будучи не научена не толь­ ко нотной грамоте, но и элементарным пра­ вилам постановки руки? И какой же долж­ на быть сила врожденной музыкальности, если трехгодичного обучения оказалось до­ статочно, чтобы ввести ее духовную стихию в прочное русло осмысленного мастерства? Вот откуда — реакция каждого мускула на неверно взятую интонацию... Это происхо­ дит, я думаю, раньше, нежели разумом она успеет осмыслить услышанное. Будто всег­ да в тончайшем настрое и в ожидании му­ зыки находится каждая клеточка тела, и стоит ученику не попасть в резонанс хоть одной из этих ее клеточек — начинается не­ медленный яростный бунт. Берегись, рав­ нодушный и робкий! Позвольте, но как ее хватает на все это? Мне уже хочется, чтобы ученица поскорее ушла и Надежда Павловна хоть немного отдохнула бы. Куда там! Едва кончили — на пороге появляется вторая.