Сибирские огни, 1977, №7

раскручены звезды спиралью и живут ощущением мига, и книга разломлена посередине и не дочитана книга, нас двое, но слышу: горячей толпою мои тонконогие лани бегут и бегут к водопою — возможно ль не слышать копытец их комариного звона на переломе охотничьего сезона! Любимая, жизнь, ощущение холода ночи!.. РАССКАЗ ОЧЕВИДЦА Я вижу, как он начинает рассказывать и вдруг увлекается, удивляясь, как много помнит, а думал — забыл, так много всего, так важно, что вот уже появилась метафора, то есть вымысел, то есть максимальная точность слов. Он перескакивает с пятого на десятое — другими словами, прямолинейность вдохновения обуяла его. t Но. ведь он войну прошел — возможно ли не поверить этой правде: цена ее тяжела. I Он уже не со мной говорит — руками размахивая, напрягая горло, выныривает из небытия. Молча ему внимаю и чувствую, как машина истории оживает, скрипнув осями. И холод проходит по спине. j * * * Оленя бег неторопливый, бег монотонный и прямой, тяжеловесный, некрасивый — пленяет мускульною силой, звучаньем музыки земной. Олень усталости не знает — закинув на спину рога, везет меня, и не оставит, и книгу тяжкую листает, гд е все одно: снега, снега... \ О музыка прямого долга! Ее не всем дано понять, к ней нужно подниматься долго, и горло к ней готовить с толком, и дрожь поспешности унять. Я знаю: голос мой не дрогнет, и мой не оскудеет день, пока я не устал в дороге, и он бежит — мой крепкорогий товарищ, северный олень.