Сибирские огни, 1977, №7

— Рехнулась девка,— зарокотала Гапка своим мужиковатым голо­ сом,— такую страсть на себя напустила. Разве ж так можно! Выпивайте, люди добрые. Поднимай свою чарку, Настя, а то качалку возьму. Мужчины еще раз дружно чокнулись, выпили и вразнобой загудели, приглашая выпить Настю. Настя удрученно уставилась на стакан, зажа ­ тый в руке. — Ну-ка, дочка, подойди ко мне,-*-- подал голос из красного угла дед Антоний. Настя неохотно поднялась, вытерла полушалком глаза и щеки, но, махнув рукой, вяло опустилась на табуретку. М уж нашел ее руку под скатеркой, торопливо и сострадательно погладил. Антон Пантелеевич полуобернулся к образам, запустил руку за ико­ ну, придерживая другой треугольничек полки, достал жестяную из-под леденцов круглую коробку. — Погляди, что я привез, касатушка. Прижимая крробку к груди, он сдернул крышку, развернул красную тряпицу. — Вот,— протянул он коробку Насте,— это и мне за службу при ко­ нях, и тебе — за коров, и бабке Гапке со снохой Софьюшкой за работу в колхозе дали. Давай-ко я тебе ее пристегну. Ты больше всех из нас ее заслужила. * Поняв намерение Антона Пантелеевича, сидевшие в переднем углу вскочили со скамейки, давая ему возможность выйти из-за стола. Настя съежилась вся и с испугом смотрела на подошедшего деда Антония. — Такая геройская молодуха и вдруг сробела? — заворковал подле нее Антоний.— ...Ну вот» и все. Красуйся, касатушка, носи. На белой бязевой ‘кофточке, плотно облегавшей здоровую, сочную грудь Насти, торжественно улеглась медаль, выданная семидесятилетне­ му Антону Пантелеевичу Нагайцеву за доблесть перед Отечеством, как говорил перед строем седой пушкарь-полковник, вручая ее добровольцу- солдату. — Да растудыт твою душу, бабы и мужики! — возопил хромой му­ жичок-недомерок Петруха Хорошилов,— Да какую ж жизню мы теперь почнем!— Петруха вскочил, нервно заскрипел зубами, судорожно за­ тряс руками, не зная, что еще покрепче сказать и что сделать. Подхватив бутыль, он набулькал до краев трехсотграммовую кружку, осушил ее, как в мгновение великой жажды, громыхнул об стол. — Гуляйте, люди добрые, а Петруха пойдет на все застолье рыбу ловить. Жарить будем, уху варить, растуды ее в корень. Петруха решительно перешагнул через скамейку и заковылял в прихожую. Его не остановили. Прослышав о возвращении деда Антония в солдатском обмундиро­ вании и в погонах, к Нагайцевым потянулся ребячий любознательный народ. Двери дома, считай, не закрывались. Гапка угощала лампасейка- ми, как она называла леденцы, всех приходящих мальчишек и девчонок, разрешала поглазеть через дверь в горницу и, когда в дом заходила дру­ гая стайка подростков, рассудительно выпроваживала первых:-погостили маленько и хватит, другим тоже хочется хорошо поглядеть. К обеду волна самых благодарных и памятливых посетителей схлынула. Застольные гости порядком захмелели. Фронтовики горячо вспоминали, где их крепко били немцы, где они фрицам пускали юшку из ноздрей и заставляли драпать «нах хаузе» под истошные вопли «майн гот». В эти самозабвенные для много повидавших воинов минуты Гапка выманила Антония из-за стола.