Сибирские огни, 1977, №6

Жара, цветет черемуха, белы яблони. За окном ослепительный свет, жгучее солнце. Даже черные тени горячи. Не люблю я такие знойны^ дни, такой резкий свет в каменном, душном городе. В подобные дни ни­ чего не напишешь. Сняв рубаху, я разостлал в тени на балконе коврик, лег на него и принялся читать свои записи. Уже через час я благодарил самого себя за эти тетради. С их стра­ ниц во весь голос звучала жизнь военного времени, жизнь, которая уже стала историей. Все было в этом дневнике, мне оставалось только прев­ ратить его в художественное произведение. Господи! Как же я затосковал о Нальчике, о своей молодой кавказ­ ской жизни, о сцене, о всех моих актрисах, , которых я любил. Какая своеобразная, ни на чью не похожая, жизнь была у меня там. Как я, ютясь в уголках у разных старух-хозяек, сражался за свое литературное сегодня! Скрипучие, жалкие столишки становились полем моих сраже­ ний. Читая дневник, я все это ярко увидел. Мне захотелось немедленно броситься к своему столу-верстаку. Нужно же воскресить эту удиви­ тельную-часть моей жизни. Да ведь я уже пытался это сделать. Я описал свою дорогу из Сиби­ ри в Кабарду во время войны, свою встречу в поезде с солдатом Иваном и нашу с ним жизнь в разрушенном Нальчике. Я напечатал эту малень­ кую повесть в «Сибирских огнях». О ней можно рассказать любопыт­ ную историю. От Новосибирска до Нальчика полмесяца я добирался кружным путем через Среднюю Азию и Каспий. Во время войны через Москву гражданские поезда не пропускали. Моим спутником был отвое­ вавший раненый солдат. Он мне очень понравился, и я описал его в ма­ ленькой повести, которую назвал «Спутник». Фамилия солдата была Гагарин. А через несколько лет наши ученые запустили первый спутник, и это слово приобрело совсем другое значение. Оно связалось с космосом. После этого полетел в космос Юрий Гагарин. Вот какие могут быть не­ вольные совпадения. Теперь придется моему солдату стать Галкиным, а слову «спутник» — «сопутником». Без начала и конца эта вещь явно походила на отрывок из какого- то крупного произведения. Так теперь и будет: она войдет в третью часть. Это же кусок, выдернутый из моей жизни. Что же, выходит, у ме­ ня уже написано несколько глав?! А начать третью часть нужно с проводов Шуры — бр'ата моего — на фронт. И как мы получили «похоронку», и как страшно причитала мама. Ведь это у меня тоже описано. Есть у меня «Рассказ о стареньком доме». Я писал его во время войны в Новосибирске и в Нальчике. Он не был напечатан. Я поднялся с коврика и заторопился к чемодану с рукописями. Ско­ ро отыскал сшитую мной тетрадку. Вот оно, начало третьей части! Образ нашего старенького дома на улице Крылова. Это первые главы. А потом пойдут главы о моей работе в Ленинградском академическом театре им. Пушкина. (Его эвакуирова­ ли в Новосибирск.) Встречи со знаменитыми артистами и участие в знаменитых спектаклях. Потом работа на военном заводе, потом дорога в Нальчик со своим сопутником, потом жизнь и работа в Нальчике. Й через все это должна лететь моя «шайба». Движение времени, вместе с ним движение моего характера и рост в моей душе сочинителя... Сейчас бы дождливое сентябрьское утро, тишину, одиночество — и я бы сел за бумагу, и все бы началось. Но ничего этого не было. А в та­ кой слепящий зной страшно браться за ручку — ничего не выйдет. Но меня охватило такое нетерпение, что я все-таки взялся за ручку. Я си-