Сибирские огни, 1977, №6

Я ушел далеко в лес, собирал на снегу сосновые шишки, сидел под елями. Вокруг каждого ствола виднелись глубокие снежные воронки. Чуть пахло талым снегом... А сегодня опять вьюга. Мимо окон проносится сплошной снежный поток. Белого света не видать, сплошные снежные вихри. Вот он какой февраль в Сибири! Он двуликий месяц: и «лютень», и «бокогрей». И я подумал: «А что если бы все это убрать из моей жизни?» Что бы сталось со мной? Да просто меня бы не было. Такого, какой я сейчас, не было бы. Природа — это мое море, по которому плывет моя шхуна. А большинство западных и американских писателей обходятся без нее. Я держусь на чувствах, они — на сюжетах. Мои молитвы. Они есть у меня. Бог занимал в жизни людей такое место, что, свергнув его, мы по­ чувствовали некую пустоту. И каждый, по своему желанию, чем-нибудь да заполнил ее. Мне бога заменила природа. Ей я поклоняюсь, и ей я возношу свои моления. У меня есть в городе знакомая береза. Она растет на обочине па­ нели одна. Берез посадили здесь много, но все они погибли, а эта при­ жилась. Должно быть, она оказалась сильнее всех. По асфальту панели целые дни идут и идут сотни, тысячи, десятки тысяч людей. Рядом с березой по асфальту дороги мчатся, и мчатся, и мчатся грохоча, ревя, лязгая и взвизгивая грузовики, троллейбусы, лег­ ковые машины, трамваи, бульдозеры. Березу обдают яростный зной, клу­ бы пыли, ядовитые газы, гул улицы. А она стоит, раскинув великолепие своих ветвей, и кипящая вершина ее смотрит в небо на величавое ко­ чевье вольных облаков, а не вниз на воющую суету у своего ствола. Кругом пышущий, мертвый асфальт. Для березы оставлен только маленький кружок земли вокруг ствола. И этот кружок так утоптан, так захряс, что едва ли возьмет его лопата. А береза растет и растет среди этого чудовищного, совершенно для нее чуждого мира. Она — одинока, она — сама по себе. И непонятно, как она выживает среди всего этого. И вот я учусь у нее твердости и мужеству. Утоли мои печали! Утоли мои печали! Не дай мне пасть духом. Огради меня от безверия. Малы кустики брусники на болотцах, малы кустики голубики в бо ­ рах. Но вот что поразительно! Эти крошки-кустики часто живут дольше, чем корабельные сосны. Этим кустикам бывает иногда по триста лет. И мы, не зная того, можем есть ягоду с куста, который проклюнулся из земли еще при Иване Грозном. Пусть же укрепят меня ваши целебные ягоды! Научите меня так же одаривать людей плодами. Научите меня, крошки, своей могучей стойкости. ^ Есть у меня бог, и есть мне кому молиться. Пора, пора уже покупать билет, забираться в вагон и начинать «Пу­ тешествие в юность». Я часто сажусь за стол, весьма смутно представляя, о чем буду пи­ сать. Ну, вот что я знаю о второй повести? Школа', учителя, мои друж­ ки-приятели, первая трудная любовь, журнал для школьников «Това­ рищ», при нем литературный кружок, мое изгнание из школы, театраль­ ное училище, новая любовь — в памяти все это еще бессвязно, бесформенно, туманно, как во сне. А как об этом напишется? Сотни ка