Сибирские огни, 1977, №6

— Давай, давай! — обрадовалась Эмилия Яковлевна. Я читал с удовольствием — мне нравилась глава. Эмилия Яковлевна то заливисто смеялась, то всхлипывала, узнавая свою племянницу. Глава кончается печально. Окончив сельхозтехникум, Саша стала агрономом и в 1933 или 35 году уехала в деревню. Прерывающимся голосом я кончаю: «И вдруг — умерла. Умерла в глухой деревушке. Почему? Не знаю. Долго меня мучила внезапность и нелепость этой смерти. Мне все казалось, что тут какая-то ошибка, что жива лихая Сашка Сокол и где-то куролесит на «этом веселейшем свете», так и не узнав, что подарила мальчишке с тощей шеей первую любовь»... Я кончил, чувствуя, что глаза мои мокрые. Я знал одного режиссера, который, читая труппе пьесы, заливался слезами во время печальных, драматических сцен. Вот и я такой же псих. — Подожди-ка,— изумленным голосом проговорила Эмилия Яков­ левна.— Ты чего это... сочиняешь? Саша умерла недавно. Всего три года назад. — Как?! — в свою очередь изумился и я.— Выходит, я считал ее мертвой, а она была живой? Выходит, я ошибочно ее, живую, тридцать лет считал мертвой?! — Да кто тебе сказал, что она умерла тогда?! — возмутилась Эми­ лия Яковлевна.— Какой дурак?! И я не мог вспомнить, кто принес в наш дом эту ложную, чер­ ную весть. Саша Сокол! Моя первая мальчишеская любовь. Три-четыре года назад я еще мог ее встретить. Что за нелепая, ужасная ошибка? — Ты можешь повстречаться с ее дочерью,— все волновалась Эми­ лия Яковлевна.— Регина работает педагогом, как и я. Сидя за старинным круглым столиком,— его покрывала синяя сет­ ка-скатерть, связанная хозяйкой,—мы пили чай из старинных чашек. Они были пепельные, осыпанные золотыми звездочками. Резные розетки с вишневым вареньем, серебряные, круглые ложечки с витыми ручками то­ же говорили о далеких годах. За этот час, проведенный в квартирке одинокой старухи, многое во­ скресло в памяти, вспомнились многие чувства и ощущения тех далеких детских дней. Эмилия Яковлевна, как молоденькая, была рада моему приходу. Я подарил ей свою книгу. Она порывисто прижала ее к груди. — А Галя каждую субботу забегает, прическу мне делает,— гордо сказала она. Я посмотрел на ее жиденькие, желтые волосы и тихонько вздохнул. Она, как мальчика, потрепала меня по щеке и сказала: — Заходи... пока я жива... Смотри — не опоздай. ...В вестибюле парикмахерской пахло лаком для ногтей. Вдоль стены иа диване и на стульях сидели женщины. Вышла ко мне в белом халате высокая, полная, громоздкая женщи­ на с темным, крупным лицом, с красными от хны волосами и с голубыми от туши веками. Большие губы ее были выкрашены модной сиреневой иомадой. Женщина, с недоумением уставившись на меня, спросила: — Вы меня вызывали? Ничего общего у нее не было с той девочкой, которая, чуть-чуть при­ открыв рот, с любопытством глядела со снимка. Тяжелые темные косы у этой девочки как бы оттягивали голову назад, открывая пухлую, нежную шею. Эта_ девчушка должна ожить в моей повести под именем «малень­ кой балерины».