Сибирские огни, 1977, №6

Теперь, дружище, работай каждый день в определенные часы, обе­ дай и спи по расписанию. Ритм и режим — два рабочих крыла. Не от­ рывайся от работы, пока не закончишь первый вариант своего повество­ вания. Даже день перерыва и то вреден. Снова нужно будет вводить себя в оглобли, снова нужно будет настраивать свою душу-гитару. Не позволяй душе лениться! Чтоб в ступе воду не толочь, Душа обязана трудиться И день и ночь, и день и ночь! Это За(болоцкий. С утра поплелся я по нечищеной, заснеженной улице. Разбитной сосед встретился, полюбопытствовал: — Гуляем? Я вспомнил одну побасенку, бытующую среди литераторов, и за­ смеялся. А побасенка такая. Писатель лежит в гамаке среди березок. По­ качивается, покуривает. Вот такой же разбитной сосед проходит мимо палисадника, кричит: — Отдыхаем? — Нет. Работаю,— рассеянно отвечает писатель. Под вечерок возвращается домой разбитной сосед, видит: .писатель роет какую-то яму, пот заливает глаза, дыхание хриплое, тяжелое. — Работаем? — сочувственно спрашивает сосед. — Нет, отдыхаю,— объясняет писатель, смахивая пот со лба. Разбитной сосед остолбенело смотрит на него... Да-а, странная наша работа. В основном она невидима. Разговари­ ваешь с кем-нибудь о пустяках, смеешься, а сам в это время думаешь о своей учительнице и прикидываешь в уме, как ее описать. В это утро я, действительно, отыскал свою учительницу Эмилию Яковлевну Коркину. Помню, красавицей она была. Рыжая, статная, с сияющими зубами. А нынче меня встретила сухонькая, маленькая ста­ рушка с пуховой шалью на плечах. — Вы узнаете меня, Эмилия Яковлевна? — спросил я и вытащил из папки большую фотографию, на которой рядами стояли и сидели девчон­ ки и мальчишки нашей второй группы. Она пристальней взглянула на меня бойкими, цепкими глазами и, всплеснув худенькими руками, вы­ крикнула мое имя и фамилию, а потом выдернула из моей руки фотогра­ фию и сразу же ткнула пальцем в меня. — Вот какой ты был гусь! Давно нестриженный, большеротый, длинношеий, в мятой косоворот­ ке из синей бумазеи, торчал я в третьем ряду рядом с маленькой балери­ ной — Галей Сорокиной. Лет сорок я не видел Эмилию Яковлевну, а она сразу же вспомнила меня. А ведь таких мальчишек через ее жизнь прошли тысячи. Я был по­ ражен ее профессиональной памятью. Она усадила меня в хрустящее, плетеное, а теперь уже кудряво рас­ плетающееся кресло и принялась рассказывать о судьбе некоторых ребят из моей группы. Она сыпала именами и фамилиями, а я никого не мог вспомнить. И, между прочим, этак лукаво сказала, что Галя Сорокина («которая, кстати, очень нравилась кое-кому») работает дамским масте­ ром в парикмахерской. Так и дохнуло на меня детством от Эмилии Яковлевны. Она была не только моей учительницей, но еще и родной теткой Саше Сокол, о которой я написал в повести целую главу. Я эту главу принес с собой — почитать.