Сибирские огни, 1977, №6

Как видите, Герцен, революционер, мечтающий о светлом будущем для сво­ его народа, верящий (вспомним А. Вы ­ соцкого) «в грядущий рассвет» своей страны, настаивает на полноте истори­ ческого знания. Потому что одно дело— гордиться своим родным краем, муже­ ством своих земляков, своего народа, и совсем другое — не замечать тирании царей, самовластия царской администра­ ции, то есть как раз того, что и делало народ несчастным. Тем более — в Сибири, в гигантской тюрьме народов! Некрасов писал: Выдь на Волгу: чей стон раздается?.. Стон на Енисее и на Лене раздавал­ ся во много раз громче. И надо ли се­ товать на то, что писатели-сибиряки, сами не перенесшие ни каторги, ни ссылки, «не затыкали ушей при горе­ стных криках народа», а наоборот — ду­ шой отзывались на эти крики? Мне ка­ жется, сетовать на них и даже осуждать их следовало, если бы они не отзывались на бесправие и произвол, если бы в си­ лу ложно понятого патриотизма они1 проходили мимо всего этого, якобы за­ ботясь о том, чтобы не вынести сора из избы. Вот тогда это было бы «не лю ­ бовь, а тщеславие»! А ведь именно любовь открыла ли­ тературе возможность душевной сопри­ частности с теми, кто прежде восприни­ мался только в ореоле экзотической своей славы. Оказалось, что старые ле­ генды хранили в себе и то, чего не смогли из-за направленности своего по­ этического зрения разглядеть пооты - романтики и что разглядели и о чем на­ писали поэты уж е нашего времени. Кругом голодранцу — тюрьма да сума! И хоть он бежал от царева ярма искать свою долю и сладкие яства,— он путь проторил для всего государства туда — на Восток, куда сам он бежал,— за Волгу, Яик иль за Каменный Пояс. Полатаю, что Михаил Скуратов, автор этих строк, не обидится на меня, если я не стану равнять его с Ершовым. Да Скуратов, наверное, и сам запротестует против такого равенства. Я говорю опять-таки о возможностях литературы, благодаря которым то, чего еще не мог Хомяков, уж е мог Драверт, и то, чего не мог видеть Ершов, открылось Миха­ илу Скуратрву. Ведь о ком он пишет? Кто этот «голо­ дранец», бежавший «от царева ярма»? Тот, отвечает Скуратов, кто «путь про­ торил для всего государства». Перед на­ ми, значит,— легендарный первопрохо­ дец, завоеватель Сибири! Конечно, между ним и, скажем, ры - леевским или ершовским Ермаком очень мало общего. Но не потому, что Рылеев или Ершов шли против исторической правды. Ведь захватывающие воображе­ ние героизм и пренебрежение к собст­ венной смерти — яркие и даже слепя­ щие страницы Ермаковой биографии. Но и Скуратов прислушался к реаль­ ному Ермаку. К тому, который вот как уговаривает своих товарищей идти с ним в Сибирь: «О, есте, братцы атаманы и казаки донские, яицкие, волские и терские, думайте думу, братцы, с цела ума, чтоб нам не продуматца: на Волге нам жить — ворами слыть, а на Дону нам жить — казаками слыть, а на Яик идти—переход велик, а се добычи нет...» Вот горькая наша российская повесть! — Народ, что. смутьяня по всем рубежам, царя поносил (не учить сквернословью!), крепил ему земли и потом и кровью. И дале бежал, горемыка отпетый, в безвестные дебри, на самый край света, скитаясь в трущобах и падях звериных... Так в вольном порыве, по диким краям, в бегах нахватал он московским царям на Волге, в Сибири,— приблизясь к морям,— немало земель и землиц украинных, с ватагой людишек, до воли охочих, бредя впереди государственных зодчих!.. Да, так оно и было. И потрясшие мно­ гих подвиги одиночек зачастую были не что иное, как следствие «охоты до воли». А люди, совершавшие эти под­ виги,— не кто иные, как «голодранцы», бежавшие 6т произвола помещиков и ставшие поэтому государственными пре­ ступниками. Из тех, о ком говорят, что по нему веревка плачет. А некоторые— в буквальном смысле из тех: например, ближайший сподвижник Ермака Иван Кольцо, приговоренный к виселице и бежавший от палачей. Во ивдя воли, спасаясь от преследова­ ния, бежал человек «на самый край света», надеясь, что уж там его не до­ станет карающая рука царского право­ судия. Впрочем— не бежал даже, а вер­ но написал Скуратов,— «брел». Брел, прорубаясь сквозь глухую тайгу и враж ­ дебность местного населения. Но всюду за ним, по горячим следам, куда бы ни брел он, немедленно там тяжелой стопой государство ступало и ставило город иль крепкий острог. И снова в бараний сгибало их рог. Патриотично ли показывать историю своего родното края в таком неприкра­ шенном виде? Думаю, что этот вопрос даже не возникал у тех, кто читал ск у - ратовскую «Сибирскую родословную...», откуда я цитировал стихи. Думаю еще, что как раз приукрашивать историю, замалчивая те или иные неблаговидные ее факты ,— дело ' не патриотическое, а, пожалуй что, и антипатриотическое. Кстати, особенно наглядно это дока­ зывает отношение именно к сибирской истории, к истории края, одна только судьба которого — как бы воплощенная в яви истина, что патриотизм неотделим от полноты исторического знания. Пото­ му что куда, денешься от того, что, с одной стороны, Сибирь — это красочные легенды, а с другой — мрачная тюрьма народов. С одной стороны — богатство: меха, золото, то, что извечно притяги-