Сибирские огни, 1977, №6

Пушкин же заметил однажды: «М о­ лодые писатели вообще не умеют изоб­ ражать физические движения страстей. Их герои всегда содрогаются, хохочут дико, скреж ещут зубами и проч. Все это смешно, как мелодрама». Пушкин сказал: «молодые писатели». Но ведь вся русская литература бьща в то время еще очень молода и вполне может отнести эти пушкинские слова на свой счет. Короче говоря, по одной только сибир­ ской теме, воплощенной в литературе прошлого века, можно судить и о пути, пройденном литературой к реализму, и о вехах на этом пути. Ибо поворот к реализму совершался не умозрительно, а в непосредственной связи с изменяю­ щейся действительностью. И уж где-где, а в Сибири происходили в прошлом сто ­ летии такие изменения, которые поне­ воле развеивали экзотические представ­ ления об этом крае. Я говорю сейчас не только о таких произведениях, как поэма Некрасова «Русские женщины». Я *имею в виду еще и во множестве появившиеся стихи ти­ па «По диким степям Забайкалья» или «Славное море, священный Байкал» — стихи о бродягах, о ссыльных, о каторж ­ никах, которые, ложась на душу тог­ дашнему читателю, заставляли его со­ переживать судьбе обитателей страны «кандального звона». Тем более что, хотя в Сибирь начали ссылать еще при Иване Грозном, а си­ бирский кандальный тракт построили в 18 веке, подлинной тюрьмой народов она стала только с середины двадцатых годов минувшего столетия. Достаточно сказать, что за семьдесят пять лет, на­ чиная с 1823 года, туда было отправлено свыше девятисот* ты сяч человек. Цифра внушительная, если учесть, что вся тог­ дашняя Россия насчитывала населения втрое меньше, чем сейчас. А главное — в сплошном потоке поли­ тических ссыльных, хлынувшем в Си­ бирь, среди декабристов, петрашевцев, революционных демократов, народни­ ков, социал-демократов оказалось не­ мало литераторов, запечатлевших и со­ временный им сибирский быт, и быт сибирской каторги. Мало того, что они существенно изменили привычные до них представления о Сибири, они еще и воздействовали на тех, кто брался писать о ней, не побывав в ней лично. Можно сказать и так: они формирова­ ли (и сформировали) новое, совершенно определенное общественное мнение, в частности, и мнение литературной об­ щественности. Поэтому, конечно, прав А. Высоцкий, когда пишет в предисловии к книге стихов Г. Вяткина, изданной в Новоси­ бирске в 1959 году: «В русской литера­ туре X IX века, начиная с писателей- декабристов, Сибирь изображалась как «страна изгнания», «страна кандального звона». Такой она рисуется и в произ­ ведениях писателей более поздних лет, также перенесших страдания каторги и ссылки,— Ф. М. Достоевского, В. 1'. Ко­ роленко, В. Богораза (Н. Тана), В. Се- рошевского, С. Елпатьевского, Л. Мель- шина-Якубовича ». Но я привел эту цитату не только для того, чтобы согласиться с А. Высоцким, потому что, верно начав, он вот как дальше продолжил свою мысль: «Но и писатели - сибиряки, как, например, И. Омулевский и В. Михеев, не испы ­ тавшие лично ни ссылки, ни изгнания, воспринимали свой родной край с ощ у ­ щением скорби, тоски и страданий». Казалось бы — тож е правильно! С чем же тут спорить? Спорить надо с сожа­ леющей, даже осуждающей интонацией, которая звучит здесь примерно так: са­ ми, дескать, не сидели, а туда же! А что приведенная цитата пронизана именно такой интонацией, свидетельст­ вует следующая за этой фраза: «Верное понимание судьбы Сибири, вера в ее грядущий рассвет возникает и растет вместе с развитием революционного ра­ бочего движения в России, особенно в связи с революцией 1905 г.» Так и сказано: «верное понимание». Значит, И. Омулевский и В. Михеев, не закрывшие глаза на бесчинства, твори­ мые на родине, понимали ее неверно. И, скажем, Достоевский — тоже. О-в ведь писал свои «Записки из Мерт­ вого дома» до развития революционного рабочего движения и уж тем более — до русской революции Пятого года. То есть до того, как, по мысли А. Вы ­ соцкого, «верное понимание судьбы Си­ бири» только еще «возникает». И кстати, если после революции 1905 года уже «неверно» было «восприни­ мать свой родной край с ощущением скорби, тоски и страданий», то как от­ нестись к тем, кто не просто с тоской и скорбью — с ужасом! —восприняли кро­ вавые события, разыгравшиеся на Лене в апреле 1912 года? Они, значит, тоже ошиблись в своих ощущениях? Я не стал бы останавливать внимание на этой статье А. Высоцкого, если бы она не выражала бытующие до сих пор и даже весьма распространенные убеж ­ дения. Многие считают, что показывать свой родной край, его прошлое в таком неприкрашенном виде — дело... ну, не совсем патриотическое, что ли. В книге «О развитии революционных идей в России» Герцен писал: «Мы не затыкаем ушей при горестных криках народа, и у нас хватает мужества приз­ нать с глубокой душевной болью, на­ сколько развратило его рабство; скры ­ вать эти печальные последствия — не любовь, а тщеславие. У нас перед гла­ зами крепостничество, а нас обвиняют в клевете и хотят, чтобы печальное зре­ лище крестьянина, ограбленного дворян­ ством и правительством, продаваемого чуть ли не на вес, опозоренного розгами, поставленного вне закона, не преследо­ вало нас и днем и ночью, как угрызе­ ние совести, как обвинение?»