Сибирские огни, 1977, №6

дуктор где-то в той стороне, куда проплы­ ли три малиновых точки, кричал: — Кто в четвертый вагон, давайте в пер­ вый! А кто в третий — давайте в шестой. Стоянка — одна минута. И люди с крика­ ми бросились в черноте сшибать д р уг дру­ га, Два встречных потока: те, кто в четвер­ тый, летят невидяще в первый, те, кто в третий, летят на них о сто че р тен е л о— где он там, тот шестой! В вагоне, овладев боковой третьей пол­ кой, Гриня уминает кусок колбасы из остав­ ш егося запаса и хохочет счастливо, вы гля­ дывая скворцом вниз: — Яковлич, держи расческу, расчешись! Хо-хо! Старый машинист на своих культях не по­ спел захватить место и мечется от полки к полке. Почем у-то без ф ураж ки. Уж не уте­ рял ли? Лысина багровится. — Пошел ты, сатана! — Покидавшись еще промеж полок, натыкаясь везде на ощ ети­ ненные ноги в твердой обувке, он смиряет­ ся и встает в проходе у стойки, подперев плечом чей-то свисающий мешок. Мясистое лицо его, вдруг обмякнув, успокоенное, на­ чало оплывать вниз, обретая сонное со стоя­ ние на д о у и е часы; видно, дремать он так привычен. А тм осф ер а полумрака и спертого воздуха созревала, утишалась, приходя к норме; и тело, нахлестанное холодным дождем, на­ маянное грузом и ходьбой, начало приятйо млеть. Из др угого конца вагона попер народ, толкая впереди узлы , мешки, ящики; это нахлынули из других вагонов пассажиры безместные и ищ ущие где лучше. Напор решительно оттеснил нас в тамбур; Абрам Яковлевич, пятясь и мыча, взмахивал рука­ ми, а Гриня потешался над другом , свесив голову от потолка: — Д ержи расческу, Яковлич, расчешись! Кудри-то скатались! В тамбуре, в кругу жестких спин и вещей, доверительных анекдотов, в многослойном дыму табачном, у меня была возможность подумать о чем угодно, и я, конечно, в пер­ вую очередь стал думать об этих самых, которые этак все ищут в жизни для себя лучш его. Они, конечно, негодяи, из-за них мы с А брам ом Яковлевичем в тамбуре. Они, эти негодяи, все на одно лицо, тут им вагон не пришелся, там учреждение не глянется, там город не по ним. И мечутся, мечутся. Как было бы все ладно, если бы без этих мечущихся... Ишь вы, подлецы, не глянется им! Так думал я, озлобленный. И тут кто-то выложил такой анекдот, что все заржали, я не уловил, о чем анекдот, но хохот был настолько единодушным, искрен­ ним и подмывающим, что я проникся дове­ рием к анекдоту, хотя, говорю , и не слы­ шал его, и тоже захохотал. В Красноярск мы прикатили в тот утрен­ ний час, когда трудовой народ брал ш тур­ мом троллейбусы и автобусы, осаждал трамваи. Наш вид раздраж ал глаза честных людей, а тем более тех, кого мы задевали своими вздутыми, негабаритными коробами. — Спекулянты чертовы! Мешочники! Ко- томошники! И найдут же время, когда лезть! Кондуктор, куда ты смотришь! Бот, вот, прям в рыло, в рыло целят своим гр у- зом -то! Ш траф ануть бы! — сыпалось отту­ да и отсюда. Гриня жуликовато подмигивал, коротко- телый Абрам Яковлевич утянулся головой за спины, поднявши подгорелый воротник, а долговязый Иннокентий Васильевич вино­ вато, как-то совсем ушибленно кивал на стороны: — Извините. Простите, раз такое дело... Кондуктор же, надо отдать справедли­ вость, держался нейтралитета, только взял с нас, с каждого, как и полагается, по гри­ веннику за багаж. Базар. Рынок, он у нас на пути. Старики решают завернуть сюда, пока нежная яго­ да не задохнулась, не утеряла товарного вида, начать сразу делать деньги, то есть, переводить товар на деньги. Мне крайне интересно, как это нынче делается, и я иду с ними, держ усь ближе к Грине. Длинный шлифованный каменный стол стеклом светится. Старики за этот стол встаю т один подле другого. Насыпают яго­ ду в кучечки. Голубовато-Синие кучечки. Гриня меня учит,— да, так надо торговать. Не ведро, не короб выставлять напоказ — это некультурно,— а насыпать кучечку не­ высокую , ворошок — и ложечкой, лож еч­ кой доддевать. Стоять не истуканом к тому же, а этак чуть-чуть переминаться, держать на физио­ номии м ягонькую улыбочку. Двигать корот­ ко руками, а- точнее, делать такие округлы е движения руками, беспрестанно поддерги­ вать к локтю правый рукав и левый тоже. Создавать о себе впечатление деятельного, не тратящ его впустую времени. Э к ты как! Тут же надо выискивать в ворошке со­ ринки и выбрасывать демонстративно (одну выбросить, а на десяток прищуриться, не заметить), говорить о своем товаре самое приятное, в цене держ аться твердо. С о р о к копеек стакан. Ни копейкой де­ шевле. Только сорок! «А покупатель, он — что? Он зануда»,— внушает* мне Гриня. Покупатель проходит вдоль стола с надеждой, с вопросом : по­ чем? И все в ряду должны одно ему: сорок. Этакое единодушие должно сбить бедола­ гу. Да, да, сбить, сломить очень даже необ­ ходимо, и не только затем, чтобы он, этот бедолага, купил, а чтобы к тому же ушел с рыйка убежденным : дешевле, дескать, и не может быть нынче. Хотя минуту назад у не­ го, зануды, иное убеждение было: в полце­ ны нынче взять. И если он возьмет, как ему продиктует рынок (купить-то он все равно купит), а не как он сам настроился, и при этом не сменит своего мысленного настроя, то дела у него весь день и всю неделю бу­ дут плохи. Он будет думать, что е го надули. А какие уж тут дела и какие уж тут сам о­ чувствия при таких думах-то! Словом, ф акт: трудящийся из него выйдет неполноценный и для общества, и для самого себя. Выхо­ дит, убеждает Гриня, сламывать покупателя ты должен для его же пользы.