Сибирские огни, 1977, №6
— Больше вы ничего не хотите доба в и ть ?— недовольно спросил следователь. — Нет, больше ничего. Могу идти? Он ехал в трамвае домой и, разбере женный обидой, вспоминал, как другой директор, неуважаемый Бобылевым да и всем заводом, столкнулся, срезался од нажды с ним. В субботу это было. «Вол кодав» появился в цехе как-то неожи данно. Николай Артемьевич не работал, ждал крана. Рядом с ним стояло еще два станочника. Как только появился дирек тор завода,— их словно сдуло. А Бобылев остался — зайцем бегать не для него. — Ты что бездельничаешь? — выстре лил директор вопрос. Бобылев еще сдержался, хотя гнев уже клокотал в нем. — Я не бездельничаю и знаю, что се годня рабочая суббота. Но без крана сто пятьдесят килограммов не подниму — пуп надорву. — Не надорвешь, если не пьян. А ты, я вижу, пьян. Надо было совсем не знать Бобылева, чтобы бросить ему такое незаслуженное обвинение. Его, самого большого трезвен ника в цехе, обвинить в пьянстве! То есть в наиболее постыдном, по мнению строгого Бобылева, проступке. Тут уж он не мог сдерживаться, и тут уж раскры лась вся его недюжинная язвительность. — А х ты, шустряк! — он, конечно, то же перешел на «ты ».— Едва увидел и уже определил, что я пьян. Ты к нам в дирек тора не из начальников вытрезвителя попал? Ты заставь меня дыхнуть — та кой аромат почувствуешь, что голова за кружится. Тебя знаешь как зовут? Вол кодавом. А знаешь за что? За то, что ты гавкаешь не по адресу. Директор не ожидал такого отпора. Ни один человек на заводе не решился бы ему сказать нечто подобное. Он резко повернулся и тут же ушел из цеха. Казалось, что над Бобылевым занесен топор возмездия. Все ждали кары. Но, вспоминал Николай Артемьевич, не то что распоряжения — даже замечания ему тогда никто не сделал. У директора хва тило ума и выдержки понять, что он был не прав в стычке с рабочим. Бобылева он с тех пор заприметил и здоровался теперь с ним первым и еще за десять метров. Николай Артемьевич вежливо отвечал и обязательно что-нибудь — лю бит он, есть за ним такой грех—задевать начальство — «выдавал» директору. — Скажите, пожалуйста, почему в на шей душевой или «гор» или «хол», а вот чтобы и то, и другое — ни-ни?! И хотя этот и подобные вопросы пра вильнее было бы обращать не к директо ру завода, Бобылев информировал имен но его. Мол, положение у тебя высокое, и можещь не заметить со своего верха, чем и как массы живут. А я, считал Ни колай Артемьевич, представитель массы. В цехе у меня все перед глазами. Так что слушай и мотай на ус. В Бобылеве прбпал педагог. Он дисци плинирован, наблюдателен, умен, и я бы I . сказал, философичен. Крушение «волко дава», например, он объяснил весьма своеобразно: — Сняли его потому, что назначили. Назначать не надо было. Ты же знаешь, Константиныч, что в армии полковников много. А генералами из них становятся немногие. Уже как бы другой берег. Ка кого-нибудь хвата случайно перетащат через реку, а он мнит, что уже мастер Спорта. Снова в воду бросили его — он отстал, характер есть, а мастерства — извините, подвиньтесь. — Мне вот,— продолжал Бобылев,— много раз предлагали и в мастера, и в технологи. Не пошел. Вначале, когда де ти были малые, не хотел в зарплате те рять, а потом маленько пошире сообра жать стал. Зачем, думаю, в мастера идти?! Стану ли хорошим — неизвестно. А зуборез я хороший. Точно знаю. Кро ме того, на своем я месте, не бултыхаюсь. Это, поверь, большое дело—знать, что ты на своем месте. После распоряжения по цеху, извеща ющего, что Бобылев Н. А. лишается трид цати процентов тринадцатой зарплаты, он впервые в жизни усомнился в том, что занимает свое место. Точнее, что ме сто его значительное, делающее ему честь. Работяга ты , работяга,— сидя в трам вае, думал он уничижительно,— не ве лика птица. Задеть тебя ничего не сто ит, оказывается. Уволюсь к чертовой ма тери! Доколочу несколько лет до пенсии в какой-нибудь шараге. Деньги те же за работаю, а без почета и уважения как- нибудь обойдусь. Он и представить не мог себе, как да лек в своих нынешних рассуждениях от действительности, от объективной оценки событий. Бобылев физически не в состо янии уволиться с «Тяжстанкогидропрес- са», он попросту сросся с заводом, здесь ему все близко, понятно, дорого. Конечно, он вспоминал всякие воодушевляющие его сейчас примеры. Из соседнего цеха уволился станочник за год до пенсии. Обиды не стерпел. Вот и я, думал он, терпеть не буду. Раз нет справедливости. Он напрочь забыл, что сам десятки раз доказывал, что справедливость есть. До казывал, как член ревизионной комиссии завкома, как член цехкома, как участ ник рейдов печати и т. д. — Нет, Константиныч, справедливо сти,— говорил он, разыскав меня после распоряжения по цеху. — Брось. Ты же не подчинился при казу.— Мы втягивались в полемику.— Начальнику цеха виднее, что обрабаты вать в первую очередь. Он прав. — Да,— горячился Бобылев,— прав. По статье 127 КЗОТа. Зато по статье 129, где объясняются обязаннности администра тора, он не прав. Меня, зубореза, должны обеспечивать работой. Причем, заранее. (Тут даже я усомнился в его дотошно сти. Через день разыскал Кодекс зако нов о труде и проверил, не ошибался ли
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2