Сибирские огни, 1977, №6
молодости лет и по служебному поло жению , а Борис Андреевич по необъяс нимому тогда для меня желанию услы шать мнения других о понравившейся ему книге. Сам он, по обыкновению , с этими мнениями не соглашался, и его оценки всегда были резче и жестче, чем услышанные. Валентина Евгеньевна, если ей- удава лось уговорить Очкурова, выпускала его в качестве запала к диспуту. Он просто заставлял читателей не согла шаться с ним и спорить. Слушал он лю дей так, словно каждый из них одарит его сейчас неведомой ему истиной, вни мательно и даже трепетно. И меня он так же слушал. Спасибо ему. Я читал ему свои юношеские стихи, сообщал о литературных, так сказать, новостях, показывал заметки и корреспонденции, хотя вряд ли это могло быть ему инте ресным. Тем не менее Борис Андреевич слушал и, как всякий непомерно вы со кий человек, сутулился. — Я, доложу вам, стихами увлекаюсь, но в пределах нормы. Допуска,— у точ нял с улыбкой Борис Андреевич.— По вот то, что вы прочли, в этом еств чув ство. Других достоинств он не обнаружи вал, но мне было довольно. Его поощри тельная доброжелательность согревала. Как-то, в тяжелый для себя час, я на писал грустные стихи. Они были опуб ликованы, чего, конечно, не надо было делать, в нашей многотиражке. Никогда ни до этого, ни после я свои скромные стихотворные опыты не выносил на публичный суд. А тут вдруг захотелось мир посвятить в свою печаль. По край ней мере, весь завод. Очкуров, едва вышел номер, зашел к нам в редакцию. Он все знал и пони мал. Борис Андреевич посидел, повзды хал, повздыхал, а потом начал читать стихи — Пушкина и Лермонтова. Пуш кина—по томику, который держал в ру ках, а Лермонтова — по памяти. Почи тал и завистливо сказал: — Вот были люди... Почитаешь — и все печали как сгинут Он сидел долго, будто освободился ото всех дел, хотя в тот день ему надо бы ло проводить совещание, затем торчать на вечерней «головомойке» у директора, где подводились итоги дня, а потом, пос ле итогов дня, встречаться с еще одним человеком в смятенном состоянии ду ха — баптистом. Бился Очкуров за этого баптиста лет восемь. Впрочем, не он один. Секта то же за него билась: яростно, изощренно. Противостояние длилось долго. Комму нисту Очкурову баптист нравился. — У него, знаете ли,—говорил Борис Андреевич,— полетная душа. Он — че ловек возвышенный от природы. Когда работает, то смотреть на него—одно удо вольствие: мудрит, придумывает, что-то изобретает. Тут он на Бобылева по хож . Только Бобылев материалист с ног до головы, а этот — идеалист с головы до ног. В нашем ремонтно-механическом цеху ему цены нет. Но и для секты ему цены нет: чистый, необразованный, по корный, тянущийся ко всему непонят ному, туманному. Ходячий святой, да еще зарабатывающий хорошо. Клад для любого попа. Было бы просто преступ лением отдать его господину Богу. И Борис Андреевич «не отдал» его. Сначала О чк ур ов— он тогда был пред седателем заводского комитета — пробил баптисту квартиру. Сколько правильных обвинительных слов выслушал тогда Борис Андреевич! — Квартиру баптисту? Безобразие! У нас фронтовики еще не все квартиры имеют... — Пускай ему секта дает квартиру. Он в заводской квартире молельный дом устроит. — Ведь он ее даже не просит... Зачем же ему давать квартиру?! Очкуров всех выслушивал. Почти всем поддакивал: — Конечно, фронтовикам нужны квартиры в первую очередь. Ясное дело. — М ожет— кто его знает?! — и мо лельный дом устроить. — Верно: он не просит... А потом Очкуров сцеплял в огромный кулак свои ладони и, разгневанно по качивая этот костистый шар перед ли цом, говорил: — Он не просит, он нуждается. У него двое детей. Кроме того, поймите, что он талантливый человек. Это редкость. Ес ли мы ему не поможем — ему секта по может. Примет он их помощь — пиши— пропало, нет человека. Сыр-бор из-за этого баптиста разго рался. В заводскую газету пришло воз мущенное письмо от передовых рабочих ремонтно-механического цеха. Очкуров о нем сразу же узнал и, как председа тель завкома и член парткома, настоял, чтобы письмо не публиковали. — Опубликуете — сразу же угробите мужика: и с завода уйдет, и в секте на всегда останется. Ранимый очень. А точ нее — слабый. Тут рубить гласностью нельзя. Квартиру баптисту все-таки дали. Это была первая брешь, пробитая Очку- ровым. Вторую «пробил» спорт. Борис Анд реевич много лет возглавлял команду лыжников отдела главного механика. И вот однажды на лыжне появился баптист. Очкуров поставил его впереди себя и сказал: — Ты помоложе, так что буду тянуть ся за тобой. Как ты дистанцию прой дешь, так и вся команда пройдет. Учти! На дистанции Очкуров все время под гонял баптиста: — Нажимай! Нажимай! На пятки1 на ступаю. Гони! И тот гнал. Как мог старался и тя нулся. — Победа! — басил Очкуров, когда ди станция была пройдена.— Ты же спорт
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2