Сибирские огни, 1977, №6

— В зарплате, видно, теряет Бобылев. Потому и злится. Очкуров останавливается, смотрит на меня в упор (глаза широко открыты и в них настороженность: ты прыткий да глупый, видно) и произносит раздельно и. назидательно: — Не по-то-му, хотя Бобылев, конеч­ но, свои деньги всегда заработает. — Чего же он кипятится? — Кипятится газета, в которой вы, молодой человек, работаете. Критикует без позитивной программы: это плохо, то плохо. А почему и как сделать, что­ бы было хорошо? Иногда напоминаете жалобную книгу, в которой, как вам из­ вестно, можно записать: хоть ты Ива­ нов и седьмой, а... дальше не помню. Расправившись с заводской многоти­ ражкой и попутно со мной — к тому времени я проработал на заводе всего три дня,— Очкуров уже с обычной веж ­ ливостью пояснил: — Бобылев не кипятится, а страдает. Страдает без работы. Он у нас лучший зуборез, профессор. Разве хорошо, не обидно, когда простаивает лучший? Как считаете? Мне как-то не верилось, что такой плотный и занозистый человек, как Бобылев, может страдать. Неверие мое укрепилось дня через два в Бугринской роще, когда я приехал туда воскресным утром в поисках тишины. Еще лет семь назад здесь была глубинная окраина Новосибирска. Трамвай, правда, уже ходил, но почти пустой. Особенно в во­ скресенье. В школе поездка в Бугры рассматривалась как событие. Здесь, в шелестящей тишине, среди берез, мы смело и резко планировали будущее, читали стихи Симонова и Заболоцкого и молчали на тревожны х свиданиях. Сейчас Бугринскую рощу было не узнать. Березы подросли, но роща слов­ но поредела: уже не извилистые тро­ пинки, а широкие тропы пролегали че­ рез нее. По ним то и дело проносились лыжники, дети в красных, синих и бе­ лых вязаных шапочках и чинно прогу­ ливались бабушки. Вся эта пестрота колыхалась и перекликалась. Я вышел к реке и тут увидел, как на горе огром­ ный мужчина в черном лыжном косткь- ме раскинул, как крылья, руки и, на­ хохлившись, взывал: — Дети мои заблудшие! Христос ждет вас. Встаньте в ряды христовы и поко­ ритесь воле божьей... Только по ранжи­ ру,— уточнил вдруг «Хри стос»,— по ран­ жиру. Бобылев, как самый маленький, иди на левый фланг, шевелись где-ни­ будь под мизинцем у меня. Прошла минута, и длинная цепочка лыжников — с башней, «Хри стосом »-О ч- куровым в центре (я с трудом узнал его),— начала дружно скатываться с от­ коса к Оби. — Не падать, костей будет много,— командовал сквозь ветер Очкуров, но цепочка тут же разорвалась, и лыжни­ ки, вопреки команде, как подкошен­ ные, стали валиться в снег. Лишь один из них, самый маленький, ловко увер­ нулся и не упал. — Навались на Бобылева,— взревел Очкуров,— засунуть его головой в снег, быть и ему падшим. Бобылев удирал и на ходу заливисто, по-мальчишески, смеялся. Нет, подума­ лось мне, страдать такой не будет, ни к чему ему это. Я подошел к Очкурову, поздоровался. — Почему вы без лыж? — спросил он. —- Не приобрел еще... — А вы на заводе возьмите. Мы здесь каждое воскресенье катаемся. Бугринская роща для оловозавода и для нас как бы неорганизованная база отды ­ ха. Спорт любите, надеюсь? — Признаю. — А вот я люблю. Это была не просто фраза, а убежде­ ние, образ жизни главного механика за­ вода Бориса Андреевича Очкурова. Много лет подряд я видел, как Очкуров вместе со своим таким же рослым сы ­ ном в любые морозы катался по вече­ рам на сибсельмашевском стадионе на коньках, ездил в бассейн, играл в город­ ки, активничал в группе здоровья среди работников завода, чей возраст прибли­ жался к пенсионному. Казалось, что время его одолеть не может... Природа «лепит» великанов не для того, чтобы они быстро сходили с жизненной сцены. Прежде чем сесть за эти непридуман­ ные портреты, я, проверяя образ Бори­ са Андреевича, отложившийся в сердце и в памяти, многих о нем расспрашивал. Но только не родных, а бывших под­ чиненных Очкурова, его учеников, то­ варищей и коллег, которые могут вспо­ минать о нем уже с какой-то дистанции, тепло и нежно, но без острого душевно­ го пристрастия. Спрашивал, например, Савелия Каплана. Он более десяти лет был правой рукой Очкурова, его заме­ стителем. За эти годы переговорено и перевидано — не счесть, не повторить. А вот ситуации, какие-то конфликтные события ему не припоминаются. Одно лишь отчетливо врезалось Савелию в память: спорт. —1Он всех — и молодых, и старых — приобщал к спорту,— рассказывал Кап­ лан,— Знаешь, и меня научил на конь­ ках кататься, «прописал» лыжи в на­ шей семье. В заводском поселке не помню более спортивной семьи, чем Оч- куровы. Жена, д е ти— один сын у него физкультурный институт закончил — постоянно участвовали в каких-то со­ ревнованиях, походах, гонках. Ко всему этому он относился так же уважительно и ответственно, как к работе, людям, книгам. Что касается книг, то тут мне никого не надо расспрашивать. Библиотекой в заводском Доме культуры заведовала Валентина Евгеньевна Долговесова. Мы с Очкуровым входили в читательский актив, участвовали в различных конфе­ ренциях и диспутах: я, в основном, по