Сибирские огни, 1977, №6
паровой машины,— вошла даже в учебники. Известна легенда о падающем яблоке, со зерцая которое Ньютон открыл закон все мирного тяготения. Все знают о купании в ванне Архимеда... Изучение истории науки убеждает нас в том, что такого рода факты надо понимать не буквально, а символиче ски, как, скажем, легенду о грехопадении Адама и Евы. Историк науки Сартон приводит афоризм схоласта X II века Бернарда Ш артрского, который часто приписывают Ньютону: «Ря дом с древними мы как карлики, стоящие на плечах у гигантов». Этими гигантами бы ли древнегреческие корифеи науки, кото рые, в свою очередь, стояли на плечах еги петских и вавилонских жрецов и пророков. Ну, а те, в свою очередь, на чьих плечах стояли? Пока это тайна истории. Мы ,' современники научно-технической революции, имеем достаточный теоретиче ский опыт и хорошо знаем, при каких усло виях и какой ценой добываю тся крупицы новых знаний: Известен афоризм : «Искус с т в о — это я, наука — это мы». Так кто же эти «мы» в древнем Египте и Вавилоне? Н е ужели горстка жрецов, занятая полуязыче- скими обрядами, оторванная от жизни об щества (да и какое там было общество!) и связанная разве что с тираном да высшими сановниками? Неужели она могла вырабо тать богатый комплекс идей послекоперни- ковского и послегалилеевского уровня? Вряд ли. Во-первых, не было и в помине науки как социального института. Нельзя же в самом деле храм бога Ра приравнивать к Кавен- дишевской лаборатории Резерфорда! Не было непрерывно работающ его оценочного аппарата науки, так как не было динамич ной технологии, не было системы сколько- нибудь широкого образования. Корпора тивная секретность в среде жрецов (рас пространение знаний считалось разглаш е нием священных тайн и нередко каралось см ертью ) скорее глушила новые идеи, чем способствовала их появлению и распрост ранению. Во-вторых, для выработки послекоперни- ковских идей нужна не просто ум озритель ная наука аристотелевского типа, а именно экспериментальная наука, естествоиспы та- ние, зародившиеся лишь после Галилея. Еще во времена Ньютона ученый-испыта тель выглядел чудаком. Так, английский ко роль, посетивший в X V II веке лондонский храм науки — Королевское общ ество — и увидевший, что ученые взвешивают воздух, пришел в веселре расположение духа. Трудно даже представить египетских ж р е цов в роли естествоиспытателей. В-третьих, наука рассматриваемых циви лизаций выглядит весьма странно с точки зрения ее генезиса. Если воспользоваться термином «древо познания», то здесь мы видим вершину, иногда всю крону, но не видим ствола и корней. Знания высокого уровня представлены в законченном виде— как конечные выводы и зафиксированы в ф орм е наставлений, именно так, как оза главлен один древний египетский папирус: «Наставление, как достигнуть знания тем ных всех тайн, которые скрываю т вещи». Весь наш научный опыт говорит, что от крытие закона и числа, которое управляет этим законом (квантификация идей, количе ственный анализ, установление меры и т. д.) — не начало, а финиш, венец исследо вательского процесса. И здесь парадокс: на самых ранних из известных нам этапов развития науки одной из наиболее разви тых областей знаний было учение о числе. Так, в основе научного объяснения миро здания у шумеров, а затем у пифагорейцев лежала идея числа. Причем, доказательства правомерности сложных численных постро ений отсутствуют. Д. Стройк замечает: «Во всей математи ке Древнего Востока мы нигде не находим никакой попытки дать то, что мы называем доказательствами». Знанием, включая сложные теоретиче ские постулаты и математические формулы , жрецы пользовались, как шаблоном, неиз вестно когда и кем изготовленным. Здесь полностью применимы слова Ф . Энгельса, что они «более или менее овладели пра вильной теорией, в смысле усвоения догм а тической стороны ее», и эти теории не мог ли здесь выступать «иначе как собрание догм, которые следует заучивать наизусть и повторять вслух, подобно форм улам за клинания или католической молитвы»1. В таком виде знания перешли и к древним грекам, хотя у последних мы уж е находим впервые поставленные вопросы «почему?» и доказательства некоторых теорем. Но и у греков основная часть удивляющих нас се годня идей (та же атомистика Д емокрита) существовала в виде бездоказательных и вместе с тем безошибочных постулатов. У Евклида, например, вообще нет ошибоч ных теорем. Такое можно сказать лишь еще об одном великом математике — Гауссе. / Собственно, в древности так и считалось: I знания не вырабатываются в ходе наблюде- I ний, доказательств и экспериментов и не ' проверяю тся практически, а приходят «от бога», черпаются в готовом виде из «бого вдохновенных» источников, и чем древнее источник, тем он богаче. Платон прямо го ворит о познании как «воспоминаниях души». ^ С нашей точки зрения внезапное, зар ож дение новых идей да еще в законченном квантифицированном виде — абсурд. На прашивается вопрос: не таились ли под ие роглифическими колпаками древнеегипет ских и шумерских жрецов какие-то знания, рожденные в другие времена и в других условиях?- " Но кто передал им эти знания, это, как говорили древние, «божественное слово», во имя которого в храмах поддерживали вечный огонь и которым жрецы умело пользовались для поддержания своей вла сти и власти светских правителей? ‘ К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Соч., т. 38, стр. 82.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2