Сибирские огни, 1977, №6
Пыль висела над улицей и припекало вовсю, когда мать возвраща лась с дежурства. У сменщицы ее — Дмитрючихи — дочь надумала ро жать под самое утро, и пока добудились и привели фельдшерицу, нель зя было отойти. Была последняя ночь по графику, всегда почему-то самая тяжелая, и мать, сознавая, что грешно, все-таки неприязненно думала о Дмитрючихе, а заодно и о дочке ее, которой именно сегодня приспичило рожать. Навстречу из своего двора вышла с ковшом в руке сватья Максими- шиха — тощая и прямая, как жердь, старуха в черном линялом платье и в кедах на шерстяной носок. Эти белые в коричневую полоску кеды оста вил Максимишихе рассеянный квартирант-высоковольтник. Максимиши- ха сначала ждала, что вернется за ними высоковольтник, но он не вер нулся. А она однажды надела их в лес по грибы; и так эти кеды ей пон равились, что она уж их не снимала и говорила: «В гроб с ними лягу». — Устала, сватьевна...— угодливо заговорила Максимишиха. Мать нехотя остановилась: — Что тебе? — Да вот пашанички в ковшичек не отсыпешь? Курей покормить. А уж я верну тебе... Как начнут продавать колхозники, закуплю и верну обязательно. — Дам, иди,— ответила мать и пошла дальше. А Максимишиха бод ро и радостно зашагала рядом. — А я забегала уж поутру: торкнулась — заперто вроде. — Ленька спит, пока не разбудишь,— чего ему... А квартирантка на работе. Лицо у Максимишихи засветилось: — Ох, ты бы поосторожней с ней, с квартиранткой-то... Мать остановилась: — А чтр, воровка? — Это не знаю... А с мужиками, говорят, направо и налево. В Вал- кордоне, слышно, и ребятню от себя не отталкивала. А ну, да болезнь какая... — Да ты что, сватья! Неуж прйвда? — Правда-правда, сватьевна! Вчера Литовченкова сноха с Валово го приезжала и все рассказывала. Мать сразу заторопилась. — Ах ты, господи! Да что ж это я, сука старая, пустила лису в ку рятник! Добрых людей-то не расспросила... Она быстро вбежала во двор, а Максимишиха вдруг остановилась и живо метнулась к окну. Мать и стукнуть ладом не успела, как Максими шиха выглянула из-за угла и замахала руками. — Сватьевна,' сватьевна! Да ты поди, поглядь-ко — вместе спят... Да годи, не тарабань ты! Подь к окошку-то! Мать подошла к окну, вгляделась. — Полеживают, голубчики! Посыпохивают!! — выкрикнула она вы соким, сдавленным голосом и забарабанила кулаком по раме. Все кончилось в пять минут. Надя убежала, едва одевшись, а мать собрала ее вещи, вместе с маленьким чемоданчиком увязала их в покры вало и вынесла на крыльцо. Дожидаясь Надю, она ни за что не могла приняться. Только ходила из угла в угол и зло повторяла: «Сучка!.. Ах, сучка!..». А Леня, как неживой, сидел за поленницей под навесом и молчал. Надя приехала в полдень. Остановила Рыжую у калитки, соскочила на землю и нерешительно двинулась в ограду. Но мать тотчас появилась на крыльце, схватила узел обеими руками и изо всех сил швырнула Наде
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2