Сибирские огни, 1977, №6

да! Я благодарю судьбу за встреченных людей, за все любови и дружбы, подаренные мне. За все измены, разлуки, утраты и радости, обогатив­ шие мои чувства, за все мои зимы, весны и осени, за весь трудный путь к задуманному, за то, что я родился в этой стране, за написанные кни­ ги, которые держатся на любви и восхищении, в общем, за все, что уме­ стилось в крошечной жизни длиною в пятьдесят лет. Вот видишь, ты же счастливый!» Смахиваю слезы. Псих! Сентиментальный псих. Слушай! Ведь ты же начал сейчас работу. Но как странно начал! С эпилога начал. Ведь ты сейчас набросал отрывок из будущего эпилога. Причем эпилога ко всем четырем частям. А последнюю часть я назову так: «Благодарю судьбу». В ней свершится все, о чем я мечтал: «шайба» влетит в ворота. И я должен буду поблагодарить судьбу за все. Взглянув в черную, фантастическую путаницу мокрых ветвей, на мелькание множества дождинок, на глухо рокочущую и вздрагивающую водосточную трубу, окрашенную зеленой краской, я заторопился к столу. Вот и все. Вот и началось. Еще одно усилие длиною в год, и будет завершена книга. Все четыре части — -какие же это повести? Это четыре части романа-воспоминания. Я назову его именем третьей части «Мои бессонные ночи». И тут все завершилось, приобрело единую форму, стройность... Декабрь Разбитной сосед, который во время бритья походит на умывающего­ ся кота: — Послушайте! Почему у вас ночами все время то вспыхивает, то гаснет свет? Я подумал: может, внук балуется? Так на часах два-три ночи. В такое время мальчишка дрыхнет. — А это шалит муза. Есть у меня такая девочка. — Лет двадцати, да? — загоготал разбитной сосед. А огонь у меня и правда, бедняга, то вспыхивает, то гаснет, то вспыхивает, то гаснет. Иногда от этого лампочка перегорает, а один раз даже взорвалась, осыпав пол осколками. Не вын§сла напора моей энергии. Разве мог догадаться мой разбитной сосед, что он видит вспыш­ ки не огня, а моего работающего мозга. Просидев весь день за столом, наконец, погасишь свет, с наслажде­ нием вытянешься в кровати и начнешь думать о том, что сделал сегод­ ня и что нужно сделать завтра. Две дочери у меня. Хочешь не хочешь, а нужно описывать обеих. Лишние сценки, даже главы? Повествование начнет разрастаться, расползаться — этак я потеряю «шайбу». Одной семь лет, другой четырнадцать, а когда ей было тоже семь, она очень походила характером на младшую. А не слить ли их воедино? Нарисо­ вать одну девчонку и дать ей другое имя! Каждая дочь будет узнавать себя в этой девчонке. Это идея! Протягиваю руку к столику, нажимаю на включатель, вспыхивает • настольная лампа под голубым абажуром. А черт! Карандаш здесь, а бумагу положить забыл. Вставать не хочется. Лежа пишу на папирос­ ной коробке: «Двух дочерей спрессовать в одну». Выключаю свет. Радуюсь найденному выходу. Заледеневшее окно' искрится от полной луны. Искры будто роятся, бегают. Да! Имя же нуж­ но придумать девчонке. Мне очень нравится грузинское — Нани. Назову- ка я ее в честь Кавказа...