Сибирские огни, 1977, №6

Среди его гостиничного номера на полу лежали свернутый в труб­ ку спальный мешок и с распущенным шнуром рюкзак, через брезент ко­ торого выпирало что-то заманчиво-дорожное, может быть, баклажка, кружка, головка сыра, палка твердокопченой колбасы, консервы. Тем более, что в номере пахло колбасой и сыром. Да и у самого Всеволода Иванова был дорожный вид. Невысокого роста, полный, седой, в очках, он походил на заграничного туриста в лохматом синем свитере с белым воротником, охватившем шею, в серой штормовке с капюшоном, в спортивных клетчатых брюках и в каких-то особых, из грубой кожи, ботинках на толстенных подошвах, каких мы еще не видели. Они гремели по полу и делали писателя выше. От ног оставалось пестрое впечатление: кожа на ботинках желтая, большие дырки для синих веревочек-шнурков в металлических блестящих круж­ ках, подошвы белые, пожалуй, и шипы, как у альпинистов, у них.были. Хозяину явно нравился этот его экзотический наряд. В этом чуди­ лось что-то очень молодое, милое и даже наивное. Всеволод Вячеславо­ вич чувствовал себя в нем удобно. Я однажды видел его в Москве в кокетливом ярко-сиреневом весен­ нем пальто. Должно быть, наш знаменитый сибиряк не чуждался всего модного и необычного. Он был уже не в буднях гостиницы, а шел, плыл, ехал, летел на встречу со своим хмелем мудрости и с летящими над тайгой осенними птицами. Он курил сигареты, много курил, и номер его наполнился дымом, который от яркого солнца Забайкалья был синим и слоистым. В эту встречу он погасил несколько моих тревог. В разговоре я упомянул о том, что один мой рассказ критик назвал вторичным, об этом, дескать, уже писали и незачем к этому возвра­ щаться. — Ну и что же из того, что писали?— удивился Всеволод Иванов.— Другие о б э т о м писали вот т а к, а теперь почитайте, как пишу об этом Я. Нужно рассказывать обо всем по-своему. Вот в чем дело. Нуж­ но взглянуть на уже описанное кем-то со своей, неожиданной точки зрения. Я согласился с ним. И еще рассказал ему, что иногда меня упрекают, будто я слишком загромождаю свои рассказы природой, поэтичностью всякой, лирич­ ностью и прочим подобным. — А чего это они испугались лирического? Вы имеете право так пи­ сать. Это ваша сущность. Вы не впадаете в банальность и слащавость. Вы искренни. Потом в Москве, во время декады дальневосточной литературы, Всеволод Иванов повторил эту мысль при разборе повести «Встреча с чудом». У меня хранится стенограмма с его выступлением. Всеволод Иванов «Встречу с чудом» назвал моей удачей. Тогда в номере гости­ ницы и потом, на обсуждении в Москве, говорил, что я рассказы пишу маслом, а вот по'весть решил написать акварелью. Не утаю, похвастаюсь (все-таки классик!), вот как он сказал: «Я считаю, что сделали вы эту акварельную работу очень хорошо». А мне тогда были просто необходимы слова, которые помогли бы поверить в свои силы. Теперь я вспоминаю их, когда разговариваю с мо­ лодыми авторами, и всегда стараюсь раздуть в молодом искру божию в жаркий костерок. И Всеволоду Иванову, должно быть, доставляло удовольствие под­ держать неуверенного в себе. Помню, как,он в Москве опекал нас, забайкальцев.